«Оказалась в неудачном месте в неудачное время…»
Со слов Нади — и из принесенной подругой статьи в газете «Шлиссельбургский курьер», — Лиза уже знала, что капитан-лейтенант Браге была пилотом штурмового коча, — чем бы эта штука ни была на самом деле, — и во время вооруженной провокации поляков в районе Опочки атаковала их крейсер-тримаран. Поступок героический, разумеется, но одновременно самоубийственный, поскольку не оставляет пилоту одиночного штурмовика никаких шансов на выживание. Так и случилось. Лиза смутно помнила вид на тримаран снизу, и ощущение полета, и ленты трассеров, стремительно развертывающиеся ей прямо в лицо… И это не сон, а жизнь. Объективная реальность, данная нам в ощущениях. По факту, Елизавета Браге прорвалась сквозь заградительный огонь, поразила — из пушки или пулемета — правый корпус тримарана, вызвав детонацию боезапаса на нижней артиллерийской палубе, но и сама была буквально расстреляна в упор кинжальным пулеметным огнем. Как все это выглядело на самом деле, Лиза представляла себе в самых общих чертах, так как не знала, ни что такое этот чертов крейсер-тримаран, ни как выглядит этот ее штурмовой коч. В голову приходили лишь образы из фильмов про войну с немецкими фашистами. Одинокий истребитель с красными звездами на крыльях, атакующий идущие строем немецкие бомбовозы. Что-то такое. Но реальность, наверняка, была куда причудливее.
Однако, так или иначе, штурмовик капитан-лейтенанта Браге был сбит и, разваливаясь на части, упал на окраине села Орлово. Там ее и нашли. Надя сказала, сначала подумали — мертвая. Но она неожиданно ожила и начала дышать. Остальное в сжатом пересказе из вторых уст выглядело знакомо и оттого, наверное, понятно. Эвакуационный транспорт, госпиталь в Пскове, затем еще один, в Ниене, — где бы ни находился этот неизвестный Лизе город, — и, наконец, Шлиссельбург, где она — но уже не та, что прежде, а нынешняя, — очнулась от комы и открыла глаза всего лишь несколько дней назад.
Когда же произошел обмен? Лиза полагала, что именно тогда, когда одна женщина умерла, а другая начала дышать. Одна умерла, другая воскресла. Такой поворот многое объяснял. Хотя вполне мог оказаться пустой идеей, высосанным из пальца пустяком…
* * *
В следующие несколько дней никто Лизу не тревожил: ни Гриня — сукин сын, ни Петр, которому, слава богу, было нынче не до своей бывшей жены. Со службы, правда, через лечащего врача вежливо поинтересовались, когда и в каком составе ее можно будет навестить, но Лиза эту робкую попытку убила на корню.