Размахнувшись как следует, как учили старшие братья, я сильно ударила Джейса по носу. Голова его откинулась назад, руки метнулись к носу. Между пальцев сочилась кровь, по лицу потекли слезы. Нытик.
– Мои братья говорят, у тебя вши! Не смей меня трогать!
– Кинли Аткинсон! – Я повернулась и увидела свою учительницу, мисс Кэти. – Пойдем. В кабинет директора… немедленно. Джейс, пойдем с нами, я отведу тебя к медсестре.
После этого приехала мама, чтобы забрать нас с Джейсом из школы, и когда мы выбирались из машины, Джейс нагнулся и прошептал мне на ухо:
– Все равно я на тебе женюсь.
Сегодня
Заехав на парковку возле бара, я остановил машину и хлопнул ладонями по рулю.
– Гребаный сукин сын!
Я провел руками по лицу, откинулся головой на подголовник и схватился за грудь. По телу растекалась такая боль, что могла навеки изувечить человека. Не знаю, как я сумел доехать до бара. Мне хотелось только одного – свернуться в клубок на заднем сиденье и отдаться этой боли.
Я просто поверить не мог, что ушел от Кинли. Бросил свою невесту, девушку, которую любил еще тогда, когда не знал, что такое любовь; оставил ее в нашей квартире, плачущую, в растерзанных чувствах, одну.
Но я тоже был потрясен. Настолько чертовски потрясен, что не мог перестать дрожать, и эта дрожь была ничем, по сравнению с рвущей душу болью, зато была напрямую связана с той упрямой, как последнее дерьмо, нелепой женщиной, на которой я собирался жениться меньше чем через неделю.
Рывком распахнув дверцу машины, я сумел выбраться наружу, не грохнувшись на землю, вошел в бар и сел на табурет за стойкой.
– Чего тебе налить? – спросил меня грузный, коренастый старик.
Как это банально: поссориться с девушкой, завалиться в бар, сесть за стойку и начать изливать душу.
– Все равно, лишь бы покрепче.
Он пощелкал языком, покачал головой и взял высокий стакан.
– Тыщу раз видел этот взгляд. Скажу только раз, а потом не буду лезть в твои дела весь вечер. Уж не знаю, что между вами произошло, но ты не решишь чертову проблему, явившись сюда, чтобы напиться в хлам. Тебе нужно вернуться к ней, попросить прощения за то, что ты натворил, и всю ночь ее обнимать. Слышишь меня, сынок?
Не поднимая головы, я уставился на собственные стиснутые кулаки, лежавшие на исцарапанной деревянной стойке, а затем злобно взглянул на него.
– Кто, мать твою, сказал, что это я что-то натворил?
– Так обычно бывает. Вряд ли она тебе изменила или бросила тебя. Ведь ты сидишь здесь, а это значит, что ушел ты, да только уходить во время ссоры – худший способ решения проблемы.