Реквием по Родине (Шебаршин) - страница 137

Остается причастность к великому делу, не имеющему ни начала, ни конца, к вечному делу служения Отечеству. Ничто из того, что удалось сделать, не пропало даром. Где-то в фундаменте величественного здания будущей России будет лежать и моя, ничтожно малая, частичка, одна из несметного множества таких же безымянных частиц.

Остается боль за свою родную землю и свой народ, остается неистребимая, питаемая историей и инстинктом вера в то, что они выживут и вырвутся наконец в достойное их будущее.

Остается любовь к своим близким и друзьям, которым я мог уделять так мало внимания. Остаются родные, дети, внуки. Нас много, мы – русские; мы должны жить, не бояться напастей, уповать на лучшее и работать во имя этого лучшего.

Москва, октябрь – декабрь 1992 года

Леонид Владимирович Шебаршин, выпускник МГИМО 1958 года, бывший начальник Первого Главного управления КГБ СССР (внешней разведки), в юности не мечтал стать разведчиком. Его привлекал Восток. И романтика неба. Но на медкомиссии в Академии Жуковского Леониду сказали, что здоровьем летчика он не обладает. И тогда он за компанию с приятелем пошел поступать в Институт востоковедения. В 1952 году золотых и серебряных медалистов принимали без экзаменов. «На собеседовании я чуть не прокололся: я понятия не имел, что в Индии помимо хинди есть еще урду, бенгали и другие языки. Но мне повезло, это не заметили».

– Вам вообще по жизни везет? Какое было главное везение?

– То, что родился на этот свет.

– А то, что вас пригласили в разведку? Если бы остались дипломатом, то, может, дошли бы до уровня посла или даже замминистра. В разведке вы достигли вершины.

– Я вообще считаю, что в жизни очень немного моментов чистой удачи или чистой неудачи. Человек – это сумма обстоятельств, в которой он не самое главное из них. В разведку я поступил уже в сознательном возрасте, проработав четыре года от МИДа в Пакистане. Я переводил послам – Ивану Фадеевичу Шпедько (он владел фарси, но не знал английского), Михаилу Степановичу Капице, Алексею Ефремовичу Нестеренко. Это были замечательные люди, у которых можно было учиться. Когда мне поступило предложение перейти в разведку, я был очень взволнован и пошел к Ивану Фадеевичу за советом, хотя про себя уже решил, что пойду. Он сказал: «Это большая честь, соглашайтесь!»

– У разведчика хорошая память. Какое самое приятное воспоминание?

– Наверное, тот момент, когда я впервые добыл совершенно секретные документы. Я понял, что могу работать и у меня получается. Потом этот эпизод повторялся неоднократно, однако утратил остроту, но это первое ощущение удачно сделанного дела сохранилось до сих пор. Были и печальные эпизоды, когда кого-то из наших, к кому я имел отношение, разоблачали и даже сажали в тюрьму. Помню и противный момент. В 1993-м, когда я, уже в отставке, оказался в Лондоне, меня попытались завербовать англичане.