Когда я уже достиг выхода из сада, меня остановил окрик моего хозяина, который предложил проводить меня через пустоши. Это предложение пришлось как нельзя кстати, поскольку склоны холмов после снегопада казались замерзшими волнами белого океана, чьи гребни и промежутки между ними совершенно не соответствовали подъемам и снижениям поверхности земли. Во всяком случае, многие лощины были полностью засыпаны снегом, а кучи отработанного материала из каменоломен, которые я запомнил по своей вчерашней прогулке, оказались полностью стертыми с мысленно составленной мной карты местности. Вчера я обратил внимание на то, что по одной стороне дороги с промежутком в шесть-семь ярдов через все открытые места были поставлены каменные столбы, выбеленные сверху известью, чтобы служить путеводными вехами в темноте или в пору такого, как сегодня, снегопада, который маскирует глубокую трясину по обеим сторонам тропы, но сегодня любые следы их существования, за исключением пары грязных точек на поверхности белого океана, исчезли. К счастью, мой угрюмый попутчик криками предупреждал меня о необходимости свернуть направо или налево, когда мне казалось, что я точно следую всем поворотам дороги.
Мы почти не разговаривали в пути, и на границе усадебного парка он покинул меня, пробормотав, что дальше я не заблужусь. Мы торопливо раскланялись, и я пустился в дальнейший путь, рассчитывая исключительно на собственные силы, поскольку сторожка привратника парка до сих пор необитаема. Расстояние от ворот парка до усадьбы – две мили, но мне показалось, что для меня они вылились в верные четыре, пока я плутал среди деревьев, проваливаясь в снег чуть ли не по шею. Оценить всю тяжесть такого пути может только тот, кто испытал такое на собственной шкуре. Как бы то ни было, часы в доме пробили полдень, когда я после всех мучений оказался дома – значит ровно по часу на каждую милю от Грозового Перевала тащился я в этот раз дольше обычного.
Моя экономка и прочая прислуга радостно и бурно кинулись навстречу, бессвязно восклицая, что уже не чаяли увидеть меня живым после того, как я так и не вернулся прошлой ночью. Они были уверены в моей гибели в снежную вьюгу и уже волновались о том, как им снаряжать партию на поиски моих бренных останков. Я попросил свою челядь успокоиться и замолчать, раз уж я дома, и, продрогший до костей, потащился наверх, где наконец-то переоделся в сухое и с полчаса ходил взад-вперед, пытаясь согреться. Потом я уединился в кабинете, слабый как новорожденный младенец и несчастный настолько, что меня не радовало даже тепло очага и аромат горячего кофе, приготовленного служанками для подкрепления моих угасающих сил.