ГЛАВА XIX
ЛЕДЯНАЯ ЦИТАДЕЛЬ
Сорок два дня (Лапочка вел судовой журнал) они лавировали вслепую, тащили за собой якоря, пересекали параллели и меридианы. На рассвете сорок третьего дня их разбудил сильный толчок: корабль задел что-то твердое, они вышли из каюты и увидели, что оказались внутри ледяной цитадели, необъятной крепости, в которой были башни, уступы, лестницы, и не было ни одного живого человека, ибо во льдах был заточен дух, пытавшийся выбраться и стонавший посреди холода; они различили жалобный вздох, но подумали, что это, подобно сваям фундамента, скрипит лед. Поднялось солнце и тремя лучами растопило крепостные стены, они ускользнули в то же самое время, что и пленный дух. Им хотелось есть, но из страха перед божественным отмщением они не прикасались к собственным экскрементам, каждый имел право пососать пальцы только что поевшего, выпотрошить каракатицу или подтереть задницу. Голод растворился в плотском желании, которое на расстоянии приковало их друг к другу одним жгучим взглядом, и в котором они не могли сами себе признаться. Так как больше не существовало курса, которого нужно было придерживаться, один лишь переменчивый ветер повелевал им ослабить на несколько отметок канат, скручивавший руль, они засыпали блаженным сном, больше не страшась бурь. Каждый вечер, лежа бок о бок, они приподнимали ноги под одеялом и, не говоря ни слова, без придыханий, не шурша тканью, даже не задерживая дыхания, одновременно брызгали семенем себе на животы; вместо того, чтобы смешать его, перепачкавшись, они оставляли семя впитаться в ткань тельников, в этом месте желтевших, было слишком холодно, чтобы стирать одежду, она бы сразу обледенела и стала твердой, зародыш медленно рос в животе Лапочки, но Артур с ним не разговаривал, он позабыл о его существовании.
Сомнамбулической ночью Лапочка получил распоряжение порвать все карты, разбить компас и выбросить в воду оставшуюся провизию. Волею того же распоряжения, когда проснулся, он был избит до крови Артуром. У них остался лишь никудышный лот: они пустили его по течению и порой он застревал в вязкой черной илистой глубине. Артур знал, что глубину измеряют саженями и футами и записывал ее каждый день в бортовой журнал Лапочки, который еще не был принесен в жертву.
На пути они встречались с различными вымыслами, может быть, это были всего лишь галлюцинации, вдохновленные их слабостью, воспоминания из детских книжек. Таким образом, на закате сорок шестого дня, когда на море был штиль, необоримый голод толкнул их прыгнуть в воду, словно чтоб покормиться планктоном, и им казалось, что море кипит, а, поскольку садящееся солнце струило в него свой кровавый сок, они подумали, что купаются в крови только что вспоротого кита, и глотали этот бульон и даже видели огромный черный остов животного, зацепленный судовыми талями. На палубе вдали суетились крошечные силуэты, и Артур стал выкрикивать имена Ахава и Исмаила