— Мы ужасно рады познакомиться с вами… с тобой, дорогой Дрюня! — защебетала она и уронила от волнения шкатулку, едва не разбив пару тарелок. По столу со звоном покатились золотые монеты. — Ванилла, вы обручились?
Старшая Королевская Булочница воздела к потолку безымянный перст, на котором блестел нескромный бриллиант. И подытожила:
— Да! Любимый, прослушав хартию вольностей лица, обязующегося стать моим мужем, согласился устроить свадьбу!
В мгновение ока Дрюня упал в ноги Пипа с криком:
— Благословите, отче!
Пиппо пошел красными пятнами и рухнул на стул. Отерев трясущейся рукой пот со лба, взглянул на Ваниллу и сказал:
— Да-а-а… Не ожидал я от тебя, доченька, такой па… радости! А вам, молодой человек, — его грозный взгляд переместился на шута, рука шарила по столу, словно искала любимый топорик для разделки мяса, — можно верить? Вы ж, небось, мот, бабник и пьяница!
— Папа! — глядя на Пиппо воскликнул Дрюня и с удобством расположился на полу, скрестив ноги. — Дочка твоя, хоть и немолода, и бесприданница, и характер имеет тяже… отцовский, да и не голубых кровей девица, но собой хороша, на язык остра, а в постели и у плиты темпераментна сверх меры. И специфику моей работы понимает! А для меня это важно! Но еще важнее… — он интимно понизил голос, — для Рэда!
— Для кого? — моргнул Пип.
— Для его великовозрастного величества! — пояснил Дрюня. — Так что от дочки твоей польза будет всему королевству!
— Не понял! — напрягся повар.
Шут вскочил на ноги, одним махом поставил рядом два стула, подмигнув и потеснив Томазо и его супругу, усадил Ваниллу и, сев рядом с ее отцом, цопнул с блюда горячий мерзавчик.
— Суди сам! — откусив булочку и зажмурившись от удовольствия, заговорил он. — У нас с дочкой твоей тишь да благодать — и я склонен сочинять сонеты, которые так любит его величество, играть на китаре и рисовать акварели, что вызывают восхищение придворных дам, даже тех, кои меня терпеть ненавидят! Мы с Ваниллой в ссоре — и мои эпиграммы полны изысканного яда, остры и горьки, как свежемолотый перец, а от шуток придворные шарахаются, словно макрель от дельфина. Так что, как ни поверни, от такой семейной жизни одни плюсы!
Пока он говорил, Пип разглядывал его исподлобья, а когда шут замолчал — не отвел взгляда.
— Папа! — проникновенно сказал Дрюня. — Да люблю я ее, Ванильку твою, неужели не ясно!
Ванилла судорожно вздохнула.
— Ах! — воскликнула Туча Клози, трепетно прижимая руки к груди. — Вот это, я понимаю, чуйство! Чуйство полета!
Она огляделась в поисках поддержки, обнаружила затихшего рядом Висту, захомутала его в объятия и одарила страстным поцелуем.