Клерк остановился, словно бы только что заметил присутствие в комнате еще одного человека.
Уинтерберри поднял голову и встретился взглядом с Шекспиром.
– Ах, да, господин Шекспир. – Он произнес это по-деловому, ни радушной улыбки, ни рукопожатия. Уинтерберри посмотрел на клерка. Тот быстро собрал свои свитки, документы и книги расчетов и поспешил покинуть комнату, низко поклонившись перед уходом.
– Итак, что вы хотите у меня спросить?
Шекспир заметил, что перед Уинтерберри на столе лежит большая книга. Уинтерберри проследил за его взглядом и положил на книгу правую руку.
– Да, господин Шекспир, это Библия, книга, которая наполняет смыслом все, что я делаю, и все, что я говорю. Любая моя сделка под этим небом заключена во имя Господа, чтобы принести слово Божье тем невежественным дикарям, что до сих пор блуждают во мраке.
– Не желаете поклясться на Библии, что будете говорить только правду?
– Каждый день своей жизни я проживаю по этой книге, господин Шекспир. Мне нет нужды доказывать какому-то посланнику досмотрщика мертвых, что я не лгу.
– А вы – гордец, господин Уинтерберри.
– Пусть так, но я каюсь и в этом и прошу Господа простить меня, ибо гордыня – смертный грех.
Шекспир впервые видел такое безжалостное и отрешенное лицо. Он совсем не знал этого человека, но он ему уже не нравился.
– У вас был повод для убийства Эми Ле Нев и Джо Даггарда. – Он произнес эти слова как утверждение, а не как вопрос, надеясь хоть на какой-нибудь отклик, на едва заметное изменение каменных черт лица Уинтерберри.
– Вы были на похоронах, господин Шекспир. Вы слышали, что сказал сэр Тоби Ле Нев. Джаггард убил Эми, заставив принять яд, а затем покончил с собой тем же способом. Это вердикт, вынесенный шерифом, дело закрыто.
– Но, насколько я знаю, коронер так не думает, да и досмотрщик мертвых тоже.
– Что ж, пусть обсудят расследование с шерифом и попытаются продолжить его. Я же считаю, что теперь это дело этих двух молодых людей и их Создателя. Я молюсь об их спасении, хотя Господь и так всепрощающий.
– Господин Уинтерберри, она была вашей супругой. Неужели вы так легко можете забыть о ее смерти, ее убийстве?
– Она была той еще блудницей, господин Шекспир. Она выбрала мир, дьявола и плоть, и ее настигла кара, которая ждет всех ей подобных блудниц. – Уинтерберри почти не делал пауз между словами. Его речь была пропитана гневом, но голос звучал тихо и холодно. – Эта размалеванная кукла была слишком тщеславна, чтобы осознать, что не успеет она и глазом моргнуть, как окажется в геенне огненной на веки вечные.