– Да, – со злобой выдавил из себя Уинтерберри. – Да, я видел, как они, подобно колеснице сатаны, направились к своему отвратительному, гнусному ложу в траве, дабы предаться мерзкой похоти. Я видел, как они отправились туда, где могли совокупляться подобно диким животным. И зачем мне было искать ее, господин Шекспир? Уж лучше я выколю себе глаза, чем позволю им увидеть подобное адское зрелище.
– И что же вы сделали, господин Уинтерберри?
– Сделал? А что я должен был сделать?
– Большинство мужчин на вашем месте встали бы из-за стола и уехали бы прочь. А вы остались.
Уинтерберри колебался.
– Я пребывал в смятении. Я не верил своим глазам. После нашего венчания в церкви ее отца прошло всего два или три часа! А теперь она похоронена под тем самым местом, где мы стояли и давали обеты.
– Мне кажется странным, что вы не пошли вслед за ними и не покинули свадебное торжество.
Уинтерберри наклонил голову, казалось, он раздавлен случившимся.
– Да, теперь я понимаю. Но тогда… господин Шекспир, я не понимал, что мне делать. И до сих пор не понимаю.
– Вы покидали свадебное торжество в какое-либо другое время?
– Нет.
– Это может кто-нибудь подтвердить?
К Уинтерберри вернулось его хладнокровие.
– Там были танцы, музыка и веселье. Царил грех, ужасный в своей мерзости: чревоугодие, жадность, похоть и все то, что можно найти в кругах адовых. Я видел бутыль эля, с помощью которой сатана сталкивает нас с пути истинного, и дым, что изрыгали мрачные чрева их тел. Как они, пребывающие в дурмане греха, могли заметить меня?
Шекспир на мгновение закрыл глаза.
– Сколько людей было на свадебном пиру?
– Двадцать или пятьдесят, я не знаю и знать не хочу. Хватит вопросов, господин Шекспир. Уходите, пока я не выставил вас.
Сгущались сумерки, но Шекспир продолжал допрос. Он уже заставил Уинтерберри сомневаться; сможет ли он теперь довести этого человека до вспышки гнева?
– У меня осталось всего несколько вопросов, господин Уинтерберри. Почему, когда поднялся шум и крик, вы не рассказали о том, что видели?
– Чтобы возвестить о своем позоре всему свету?
Шекспир ощутил нечто сродни симпатии к этому странному, невозмутимому человеку. Он был суров, почти фанатичен в своих религиозных убеждениях, но Уинтерберри был мужчиной. А что сделает мужчина, если невеста ему изменила?
– Тот юноша, Джо Джаггард. Вы его знали?
Уинтерберри нахмурился и замолчал, обдумывая ответ.
– Джаггард? Возможно, я с ним встречался, но не обратил на него внимания. Мне он показался грубым, нечестивым юнцом.
– При каких обстоятельствах вы встретились?