* * *
67 лет, 9 месяцев, 18 дней
Воскресенье, 28 июля 1991 года
И все же, откуда у меня это чувство неизменности? Все портится, приходит в упадок, но радость бытия никуда не девается, она постоянна. Я размышлял об этом вчера, когда смотрел на шагавшую впереди меня Мону. Мона и ее «королевская стать», как говорит Тижо. За те сорок лет, что я иду за ней, ее тело, конечно, отяжелело, потеряло гибкость, но — как бы это сказать? — оно отяжелело вокруг ее походки, которой как раз ничего не сделалось, и я по-прежнему испытываю огромное наслаждение, когда смотрю, как идет Мона. Мона и ее походка.
* * *
68 лет, 8 дней
Пятница, 18 октября 1991 года
Один из подопечных Тижо, бывший легионер, потерявший ногу в Алжире, зашел к нему на костылях. А где твоя искусственная нога? — спрашивает Тижо. Тот мнется, не говорит. Запасшись терпением, Тижо выслушивает путаный рассказ, к концу которого становится ясно, что имела место попойка, а потом семейная ссора, и после очередной затрещины супруга хлопнула дверью. Свалила то есть и унесла с собой протез! Как ты думаешь, спрашивает меня Тижо, какое заключение сделал из этого мой легионер? (Ну, честно говоря…) Так вот: Наверно, она и впрямь меня еще любит, раз прихватила мою ногу? И во всем этом Тижо видит не идиотизм, а неутолимую жажду быть любимым.
* * *
68 лет, 3 месяца, 26 дней
Среда, 5 февраля 1992 года
Больно в щиколотке. Сходил к ревматологу, тот направил меня к ортопеду, которая, осмотрев мои ступни, заявила: Танцевать вы, конечно, не умеете. Я согласился. Ничего удивительного, подошва вашей правой ноги имеет только три точки опоры (показывает), а должна опираться на всю плоскость. Таким образом, оказывается, что моя неспособность к танцам, которую я всегда объяснял своим недостаточным «воплощением», имеет банальную механическую причину. И тут я слышу свой голос, объясняющий ортопеду, что, тем не менее, занимался в юности боксом, играл в теннис и был непревзойденным игроком в вышибалы! Нелепость и смехотворность этой фразы производят внутри меня такой тарарам, что ответа ортопеда, возможно, чисто технического, я уже не слышу. Вышибалы! (О, Виолен!) Какого черта в шестьдесят восемь лет мне вдруг вздумалось выставить себя асом по вышибалам, когда и игру-то эту наверняка никто уже и не помнит? Размышляя об этом уже на спокойную голову, я снова представил себя на школьном дворе: вот я играю в эту игру, быструю, с такими жесткими правилами: надо уметь уворачиваться, уклоняться, где перехватить мяч, где схитрить, где сойтись в рукопашную, остаться в одиночку на поле и все равно разделать противника под орех, оказаться под обстрелом с обеих сторон и все равно выдержать — потому что ты должен быть ловким, боеспособным, непотопляемым. Ах! что за радость, что за чисто физическое удовольствие! Такой восторг! Каждая игра была для меня новым рождением. Вот это-то рождение я и прославляю, когда хвастаюсь своими непревзойденными успехами игры в вышибалы!