А потом началось. Первыми скрутило повара и его помощников. Дальше отрава действовала, подобно урагану. Наблюдая за происходящим в бинокль, Шестаков не мог не отметить, что все четверо офицеров во главе с командиром также отравились. Похоже, они питались с солдатами из одного котла. Гауптман попытался доложить о происшествии по телефону, но не смог ничего поделать, потому что связь была уже перерезана.
Они шли по территории батареи, держа на изготовку «маузеры» с пристегнутыми кобурами, готовые в любой момент открыть огонь по противнику. Вот только в этом не было никакой необходимости. Никто не собирался оказывать им сопротивление. Неподалеку гремели орудия других батарей, посылающих смерть по невидимым целям, и никто не обратил внимания, что батарея за леском прекратила огонь. В конце концов, идет война, и мало ли какое распоряжение они могли получить.
Шестаков подошел к командирскому навесу и посмотрел на скрючившегося на земле офицера. Нда. Все же мир тесен, а военные пути и впрямь способны переплетаться в причудливую вязь. Гауптман Ридель, тот самый, с которым они повстречались не так далеко отсюда несколько дней назад. Прапорщик опустился на колено и вогнал нож в спину, целя точно в сердце. Отравленный никак не отреагировал на отточенную сталь, развалившую ему сердце. Разве только в последний раз вздохнул. И, как показалось Шестакову, облегченно.
– Унтер, – позвал Шестаков, проверив всех четверых, оказавшихся на пункте управления.
– Я, ваш бродь, – мрачно отозвался Рябов.
– Провести контроль. Сделайте это четко и быстро.
– Слушаюсь. Ну, чего замерли, как стельные коровы? Шевелитесь. Не видите, мучаются грешные.
Еще через полчаса группа уходила, уводя с собой два орудия и по одному боекомплекту в передках. Все оставшиеся боеприпасы и орудия заминировали, и те должны были подорваться примерно через полчаса. Ну а если кто обнаружит диверсию и предотвратит ее, невелика беда. Главное – успеть осуществить задуманное.
Группа успела отдалиться от места примерно на восемь верст, когда сзади раздался мощный взрыв. Что же, у германской армии теперь на четыре орудия и на тысячу-другую снарядов меньше. А вскорости враги понесут новые потери, уж Шестаков-то постарается.
Прапорщик остановил лошадь и замер, вслушиваясь в происходящее где-то за холмами, на переднем крае. Заметив это, остановил свою лошадь и поручик Чирков. Остальные продолжали движение к намеченной позиции, не заметив ничего необычного.
– Слышите? – поинтересовался Шестаков.
– Да. Похоже, что германцы усилили артиллерийскую подготовку. И еще как. Да сколько же у них снарядов-то?