– И у Кейлеба этого не произошло?
Майло в ответ промолчал.
– Он в дальнейшем перестал завидовать брату? – настойчиво выяснял Оливер. – Их отношения вновь стали близкими?
Выражение лица Рэйвенсбрука сделалось напряженным, абсолютно непроницаемым, словно он не позволял самому себе ни на мгновение расслабиться.
– Мне так не казалось, – выдавил он из себя.
Сидящий на скамье подсудимых Кейлеб презрительно расхохотался похожим на прерывистый лай смехом. Судья тут же повернулся, устремил на него пристальный взгляд и тяжело вздохнул, давая этим понять, что сделает подсудимому замечание, если тот снова осмелится издать какой-нибудь непотребный звук.
Один из присяжных нахмурился, укоризненно покачав головой и скривив губы.
Эбенезер Гуд сразу внутренне подобрался, заметив это проявление отрицательных эмоций – первый знак того, что дело может решиться не в его пользу. Впрочем, он наверняка понимал, что поведение Кейлеба и даже выражение его лица заставляют подзащитного сильно проигрывать в глазах публики. Суд не располагал какими-либо уликами – во всяком случае, до сих пор, – и поэтому очень многое зависело от чувств, убеждения, а также от изложения фактов, допускавших разное отношение к ним.
Рэтбоун тем временем продолжал следовать избранной им тактике допроса свидетеля.
– Лорд Рэйвенсбрук, не могли бы вы в общих чертах рассказать суду о взаимоотношениях выросших в вашем доме братьев? Например, получили ли они одинаковое воспитание?
Точеный рот Майло чуть искривился в горькой усмешке, которая, однако, тут же исчезла.
– Абсолютно одинаковое, – ответил он. – С ними занимался один гувернер, преподававший им одни и те же предметы. Лишь они сами относились к этому по-разному. Мой подход к ним тоже оставался одинаковым во всех отношениях, и моему примеру следовала вся наша прислуга.
– Вы сказали, вся? – переспросил его обвинитель подчеркнуто удивленным тоном. – Но ведь наверняка кое-кто из ваших людей любил одного больше, чем другого. Вы сами заявили, что мальчики становились все более разными.
Кейлеб подался вперед; его встревоженное лицо выражало теперь жадное внимание.
Это, очевидно, не осталось незамеченным для Рэйвенсбрука, однако он продолжал стоять абсолютно неподвижно, словно его фигуру вырезали из кости. Майло относился ко всему происходящему как к ужасному кошмару, о чем, казалось, свидетельствовала даже принятая им поза.
Энид все это время, похоже, ни разу не отводила взгляда от мужа.
– Лорд Рэйвенсбрук! – Рэтбоун решил сначала попробовать вновь привлечь внимание свидетеля к себе, прежде чем повторять вопрос.