– Вы не выдержите, мастер Берг, – заметил Игнат. – Да и мне сегодня будет очень тяжело. Повременим.
– Ты ее видел, – неожиданно сказал Кайсы и поглядел на Игната искоса. – Ты мою девочку видел.
Ахнула Евдокия, а Август замер, так и до рта не донеся полную стопку.
– Откуда вы знаете? – спросил Игнат.
– Ты изменился. Словно постарел на пару лет. Это значит, ты ее повстречал. Но если ты до сих пор живой, значит, она тебя с собой не забрала. Значит, еще держится.
– Это правда? – спросила Евдокия и как-то по-особенному глянула на Кайсы.
– Правда, тетушка. – Игнат тоже обернулся к Кайсы, спросил: – Кто такая албасты?
– Албасты? – Кайсы, кажется, даже не удивился, будто ждал такого вопроса. – Всякое рассказывают. И каждый по-разному.
– Это демон?
– Демон. – Отец Айви достал нож, принялся его править. – Из утопленниц, из неупокоенных душ, говорят, рождается албасты.
– Уродливая старуха с белыми волосами?
– Я ее не видел. – Нож дрогнул, прочертил на ладони Кайсы кровавую полосу.
– А я ее видел, – сказал Игнат. – Моя Айви – албасты?..
– Если еще не стала, то станет. Скоро…
Кровь скатывалась по загорелому запястью, марала белоснежную скатерть, но Евдокия молчала, ни слова не сказала.
– И тебе с ней встречаться опасно. Она тебя выпьет. Заберет сначала силу, а потом и жизнь.
– Не забрала.
– Тебе просто повезло.
Тайбек тоже так сказал, не поверил, что у той, кем стала Айви, может быть воля.
– Айви не такая! – Евдокия резко встала, отошла к окну, там и осталась стоять, к ним спиной.
– Это тебе так хочется верить.
– Пять лет прошло! Пять лет, Кайсы!
– Вот только он, – Кайсы указал подбородком на Игната, – вернулся, и она его нашла. И я даже подумать боюсь, что теперь будет. – Он вытер окровавленную руку о штанину, спрятал нож.
Этот диалог был странен, но Игнат никак не мог взять в толк, что именно здесь не так. Почему Евдокия страшится посмотреть ему в глаза, а Кайсы потерял самоконтроль…
* * *
Насте повезло с Ксенией. Она поняла это в тот самый момент, когда молодая женщина попросилась к ней на службу. И пусть бы она была даже вдвое менее проворной, чем Глашка, Анастасия все равно считала бы, что ей повезло. Но Ксения оказалась и проворной, и разумной. Она не называла Настю несчастной бедняжечкой и все время переживала, не побеспокоит ли ее маленький Венечка, поэтому не позволяла сыну плакать, успокаивала, убаюкивала. Настю ее присутствие тоже успокаивало. Даже оказавшись в незнакомом, случайном доме, она не металась беспомощно в темноте. Ксения подвела ее к столу, показала, где кровать и стул, принесла приготовленную женой Митрича еду, но кормить с ложечки, как Глашка, не пыталась. Она вообще оказалась удивительно деликатной. И радость от того, что рядом с ней теперь такая чудесная горничная, затмевала страшные воспоминания о том, что им довелось пережить. Да и что сама Настя такое пережила? Провалялась в беспамятстве, в который уже раз позволив Трофиму и Виктору Андреевичу себя спасти.