— Норгрейва?
Имоджен кивнула.
— Я почувствовала на лице его дыхание и сразу открыла глаза. Он задал вопрос, и я проснулась.
Она закуталась поплотнее, но от этого ей не стало теплее.
— И что за вопрос тебе задал этот мерзавец?
Она вздохнула.
— Это лишь сон, Тристан. Ничего больше.
Он подвинулся ближе — так, чтобы видеть ее лицо.
— Проклятье, я должен знать! Что такого он сказал, что ты закричала от страха?
Имоджен подумала, что лучше солгать, но разве не угадывал Тристан ее самые потаенные помыслы?
— Он спросил, смогу ли я сказать тебе правду.
Экипаж, казалось, содрогнулся от ярости, которую Тристан не смог от нее скрыть, как ни старался. Но, вместо того чтобы ударить кулаком в стену, он потер подбородок.
— Как только я понял, что Норгрейв устроил тебе ловушку, я без труда представил остальное. Зная его порочную натуру…
Чувство стыда смрадной волной захлестнуло Имоджен. Она помотала головой.
— Ты все еще не понимаешь… Но как ты можешь понять, если я сама не могу поверить и принять это?
— Тогда скажи, что я должен понять, — попросил он мягко.
Она закрыла глаза, когда он схватил ее за плечи и повернул так, чтобы заставить посмотреть в свои.
— Ты можешь сказать мне что угодно.
Имоджен замигала, словно глазам вдруг стало невыносимо больно. Она была готова к упрекам, и вдруг эта нежность… Может, еще не все слезы выплаканы?
— Ты должен понять! Я пыталась ему помешать! — Она поднесла руку к носу и понюхала ее, словно бы ища источник неприятного запаха. — Только он намного сильнее. И ему так хотелось сделать больно…
— Сделать больно тебе! — проговорил Тристан, видя, что Имоджен никак не удается закончить фразу. Он обхватил ее лицо руками. — Я понимаю, любовь моя. Тебе ничего не надо объяснять.
— Нет! Он пытался заставить страдать тебя! — выпалила она. Живот свело болью, словно там был яд, от которого нужно поскорее избавиться. — Он насмехался надо мной, говорил, что у меня не хватит смелости признаться… Потому что это — единственное, чего ты никогда не простишь!
— Вина лежит на нем, Имоджен. — В мутном свете фонарей глаза Тристана сверкали как обсидианы. — Ты не сделала ничего дурного.
— Нет, ты все-таки не понимаешь! Когда он… — Она беспомощно уставилась на него, и ужас, который испытала, когда маркиз бросил ее на кровать и засунул руки ей между ног, вдруг вернулся снова. Хватая ртом воздух, она отвернулась и прижалась лбом к мягкой спинке диванчика.
— Имоджен!
— Норгрейв заставил меня испытать удовольствие! — Девушка ударила кулачком о стену, злясь на маркиза за его изощренную жестокость. — Я была готова к боли. И я ждала боли, однако он раздел меня донага и сказал, мол, мне придется жить с мыслью, что подспудно я испытывала вожделение по отношению к нему. Конечно это неправда, но он заставил меня сомневаться, а потом… потом он наполнил меня своим семенем!