— Добрый вечер, папенька!
Девушка сделала маленький книксен и улыбнулась той своей улыбкой, которую отец неизменно находил обворожительной.
— Когда вы в последний раз мыли уши, леди Имоджен Сантер?
— Думаю, сегодня утром. — Увидев, что отец хмурится, дочь поспешила поправить себя: — Хотя нет, это было вчера, перед сном. А почему вы спрашиваете? — вежливо поинтересовалась она.
— Почему? Я скажу вам почему, скверное вы дитя! Вы заставили меня ждать двадцать минут.
— Простите, папенька! — Имоджен приподнялась на цыпочки и чмокнула отца в щеку возле подбородка. Рост девушки составлял всего пять футов и три дюйма[2], поэтому выше она просто бы не дотянулась. — Марджори завивала мне волосы, и ни вы, ни я не вынудили бы ее управиться быстрее, чем это возможно. Я спустилась, едва она закончила.
— Вы заставили меня звать вас трижды, юная леди!
— Четырежды, папенька! Значит ли это, что я заслужила порку? — спросила она с самым серьезным видом.
— Порку? Какого дьявола… Да я ни разу в жизни не приказал никого выпороть! — Тут герцог увидел в темно-синих глазах дочери искорку лукавства. — Но, если вы и впредь будете меня огорчать, дитя мое, я могу изменить своим принципам.
Девушка мягко взяла отца под руку и повела к софе.
— Может, это Верити вас огорчила, сэр? Я в последнее время вела себя самым примерным образом. Спросите у маменьки!
Герцог присел рядом с дочерью.
— И какой, по-вашему, я услышу ответ? Ваша добрейшая матушка нянчится с вами непростительным образом. Вы с Верити обе избалованы донельзя!
Имоджен улыбнулась, поскольку герцог баловал своих дочерей ничуть не меньше, чем это делала мать.
— А матушка сказала бы, что это вы, сэр, слишком к нам снисходительны. — Ей очень хотелось поцеловать отца, но Марджори столько усилий вложила в ее прическу! Поэтому пришлось поступить по-другому: Имоджен придвинулась к отцу и стала теребить пуговицу у него на камзоле — привычка, которая осталась у нее с детства. — Признайтесь, сэр, что и вы иногда потворствуете нашим с Верити капризам!
— Я это признаю´, дитя мое, — мрачно промолвил герцог. — Но только в стенах своего дома и нигде больше!
— Я никому не расскажу. — Имоджен пальчиком нарисовала на своей груди крест. — Это наименьшее, что я могу сделать для самого лучшего папеньки в Англии!
Лицо герцога смягчилось, и он с любовью посмотрел на свое старшее дитя. Но уже в следующее мгновение он словно бы опомнился, тряхнул головой и сказал:
— Нет, дорогая, на сей раз не выйдет! Вам не удастся загладить ваш последний проступок лестью и сладкими улыбками!