«Возьми эту сладость, – молил ее поцелуй. – Возьми эту страсть. Возьми меня всю».
Он старательно исследовал ее рот, отчаянно желая большего.
Ему следовало бы отвергнуть этот опрометчивый дар. Но он просто не мог заставить себя отстраниться. Слишком долго ему пришлось сдерживать свои желания. Он не смог бороться с вожделением, пробужденным ею. Не мог отрицать горячий и страстный отклик собственного тела, от которого натянулась спереди ткань его брюк.
В кои-то веки он чувствовал себя живым. Совершенно живым – впервые с тех пор…
Как он чуть не умер.
Рэнсом понимал это, хоть и представить себе не мог, произвела ли воздействие на Иззи Гуднайт его уловка «берегись моих опасных поцелуев».
Этот поцелуй потряс его самого от макушки до пят.
Да, думала Иззи, ее первый поцелуй оказался совсем не таким, о каком она мечтала.
Он в тысячу раз превзошел ее мечты и надежды.
Это был самый настоящий поцелуй.
Не просто грубое прикосновение губ, а истинный поцелуй мужчины, который знал, что делает. Он целовал ее не только умело, но и страстно. И пылко.
И ласкал языком.
Отраднее всего было то, что Иззи каким-то образом удалось вызвать у него стон. Пожалуй, ей просто повезло. А может, герцог с его поцелуями вроде виртуозных лондонских танцоров: в паре с ними любая леди чувствует себя грациозной и ловкой, даже если партнер просто ведет ее в танце.
Впрочем, неважно. Ее поцеловали, она ответила на поцелуй, и до сих пор ничего унизительного или ужасного не произошло.
Это было… великолепно.
Уже во второй раз за день он вызвал у нее сладкий трепет.
Она обвила шею герцога руками, чтобы не потерять равновесие. И позволила себе ни с чем не сравнимое удовольствие – запустить пальцы в волосы у него на затылке, перебирая густые пряди.
От него так приятно пахло. Просто и по-мужски, и вправду очень приятно. Иззи не понимала, как самые непритязательные, простые запахи, смешавшись, заблагоухали, подобно редкому одеколону. Задавшись целью смешать фляжку виски, немного запаха старой кожи и простого мыла и добавить чуть-чуть собачьей шерсти, никто бы не рассчитывал получить букет более соблазнительный, чем аромат охапки роз. Но каким-то образом этот букет все же образовался.
И вдобавок тепло. Герцог, казалось, излучал его. Как очаг, в котором пылает уголь. Тепло расходилось волнами от его сильных рук, твердой груди, от его губ.
О, эти губы! Щетина у него на подбородке кололась, а губы были… нет, не мягкими. Мягкими бывают подушки или лепестки цветов, а мягкость его губ сочеталась с упругостью. Они дарили и владели.
Когда их губы вновь соприкоснулись, определить его вкус оказалось очень просто: виски и чай. А когда его язык проник в рот Иззи – виски и желание.