– Я хотела сказать, вам же случалось предаваться любви даже сидя в седле. Вы наверняка знаете, как надо целоваться. Я не выйду из этой башни, пока…
Он схватил ее за плечи и поцеловал вновь. На этот раз крепче. Главным образом для того, чтобы заставить ее умолкнуть, а еще – чтобы снова заявить о своих первоначальных намерениях. Если она мечтает о нежностях, Рэнсом отнюдь не мужчина ее мечты. Когда речь заходила о плотских удовольствиях, он становился агрессивным, дерзким и не стыдился этого. И был готов объяснить это второй раз, если понадобится.
Но во время поцелуя что-то нарушилось, изменилось, пошло совсем не так, как он рассчитывал.
На этот раз Иззи ответила на поцелуй. И не просто с любопытством или бесхитростным воодушевлением, а с нежной, ничем не стесненной страстью, от которой у него защемило сердце.
Потрясенный, он открыл глаза, хоть это и не изменило ровным счетом ничего. Он по-прежнему не видел, только чувствовал.
Боже милостивый, и вправду чувствовал.
Это было… Этого просто не могло быть.
Ее губы оказались еще более соблазнительными, чем он мог представить себе. Пухлые, нежные, чувственные. Он упивался сначала одной, затем другой, потом просунул между ними язык. Она отвечала поцелуем на поцелуй, лаской на ласку.
Он притянул ее к себе одной рукой. Его язык проникал глубже, и ее рот приоткрывался под этим напором, становился мягче. Великодушнее. Щедрее.
Именно этого Рэнсом жаждал так долго: близости, тепла, нежности и податливости.
Хоть он и не покидал замка с тех пор, как прибыл сюда залечивать раны, но двигался по-прежнему много. Каждую ночь он блуждал по комнатам, проходил по галереям, взбирался по лестницам, мерил шагами залы и слушал, как отдается от каменных стен эхо его шагов. Час за часом, день за днем, месяц за месяцем.
Поначалу он укреплял ходьбой ослабевшие ноги. Потом начал мысленно составлять план замка, чтобы обходиться без зрения. Он повержен, внушал он себе, но не беспомощен, черт побери.
Но была и другая причина, заставлявшая его без устали вышагивать по коридорам и башням замка Гостли. Даже когда ему хотелось остановиться и отдохнуть, он не мог. По крайней мере, без солидной дозы виски. Он просто не мог. Не чувствовал душевного покоя. И уже начинал думать, что больше никогда не ощутит его.
Но теперь… теперь эта женщина схватила в объятия его израненную, мятущуюся душу и оживила ее поцелуями. Как давно потерянная возлюбленная, вновь открывшая перед ним двери своего дома.
Боже мой. Боже мой.
Она целиком отдавалась поцелуям. Целовалась так, словно хотела этого. Словно всегда об этом мечтала. Как будто ее хрупкое, стройное тело – не что иное, как мастерски сработанный сосуд для колдовского зелья. Самой сущности желания, выдержанного, закупоренного и ждавшего много лет. И этот поцелуй для нее – единственный шанс напоить его, Рэнсома, зельем, под бременем которого она уже изнемогла.