Ту ночь я провел с Ленни и вернулся к себе в комнату, когда уже светало. Тем не менее я не уснул тотчас же как убитый, как того можно было ожидать, а провалялся в постели еще как минимум час. Каждый нерв, каждая клеточка моего тела протестовали против всего того, что случилось за этот долгий день, который, слава богу, все-таки подошел к концу. Я вроде бы начинал дремать, а затем раз за разом снова просыпался. Сам себя не узнавая, я, вместо того чтобы отключиться и хорошенько отдохнуть после физической близости с женщиной, продолжал мысленно пережевывать то, что происходило в последние несколько часов, безуспешно пытаясь отделаться от этих не слишком приятных воспоминаний.
На самом деле я не то чтобы очень хотел Ленни. Я сам завел себя, и при этом моего запала хватило не на раз и даже не на два. Она при этом плакала, она… Впрочем, стоит ли углубляться в детали. Дело было сделано, случилось то, что случилось, ну а я теперь, смешно сказать, жалел об этом. В общем, мысленно я уже был готов подвести все к тому, чтобы свести этот роман на нет, и притом как можно скорее.
К несчастью, наши желания куда более гибки и переменчивы, чем нам бы того хотелось. Вот и в тот день, когда я проснулся уже после полудня, ночь, проведенная с Ленин, уже не казалась мне такой унылой и недостойной продолжения. Да, быть может, в те ночные часы я обнимал и ласкал ее с мыслями о другой женщине, но сейчас я представлял себе, что было бы неплохо лежать в постели не одному, а рядом с Ленни, лицо которой в моих воспоминаниях становилось все более привлекательным. Я даже почувствовал в себе желание ласково обнять ее и крепко прижаться к ней.
Слова, сказанные когда-то Маклеодом, вновь и вновь всплывали в моей памяти. Кроме того, помимо всех событий этого затянувшегося дня и бурного вечера, я то и дело мысленно возвращался к разговору на мосту. Меня беспокоил не только сам факт беседы на повышенных тонах, но и то, как именно я вел эту дискуссию. Бог его знает, где и когда я выучил все то, что говорил ему в пылу спора. Интересно было бы снова попытаться вспомнить приводимые мною тогда доводы. Я даже попытался напрячь память и вспомнить что-то еще, но, судя по всему, добиться от нее чего-нибудь силой было невозможно. В результате всех подобных попыток вопросов в моей голове становилось еще больше, а вот количество ответов никак не увеличивалось. Я лежал в кровати и ловил себя на том, что чуть не вслух задаюсь вопросом, в чем, собственно, состоит в наши дни феномен общества и окружающего мира. Интересно, что именно в тот момент, когда кроме этого вопроса в моей голове не было, похоже, ни единой мысли, мне вдруг удалось каким-то образом подобраться и к ответу. Причем формулировки этого ответа звучали в моем сознании твердо и четко, так, словно я едва ли не в сотый раз цитировал фрагменты какого-то катехизиса.