– Ты и об этом знаешь?
– О касимовской невесте в тереме только ленивый да глупый не болтал.
Алексей скромно умолчал, что нормальные люди переболели бы любовью, да и дальше жили без бед и горестей. И уж точно не дали бы жену травить и бесконечными родами мучить – или не женились бы, раз душа не лежит…
А то как детей делать – так Машка хороша. А как страдать – не люба она мне! Комедиант греческий! Такого юноша не понимал – и не собирался. А вот отца растрогало. Вздохнул, глаза заблестели.
– Эх, сынок. Любил я Фимушку. Любил без меры и памяти… и сейчас полюбил. Никогда не давай тебя с любимой разлучить, никто между вами встать не должен!
Алексей мимоходом подумал, как это отличается от того, что понимал он.
С любимой тебя разлучить не должны? А ежели твоя любовь всей стране большой тяжестью на плечи падет? Когда глупа твоя девка, да и зла без меры, и не тебя она любит, а власть твою?
Уж что-что, а оценить Наталью он мог, ему пышные перси глаза не застили. И видел парень, что для нее власть – главное. Это ее воздух, ее вода, ее душа – рано или поздно она бы все равно сама это осознала, а потом и головы полетели бы. Потому как царствовать и править – вещи разные.
– Когда полюблю, тятенька, обязательно твои слова мудрые вспомню. Но покамест свободна душа моя. А вот ты, смотрю, и правда полюбил. Не знаю я ее? Чьего рода сия дева будет?
Алексей Михайлович улыбнулся.
– Рад я, что понимаешь ты меня. Да и девочки – Марфуша с Сонюшкой – порадовали. Знаешь ты девушку эту – она воспитанница боярина Матвеева.
– Уж не Наталья ли?
– Да, сынок. Помнишь ты ее?
– Кажется, она на представлении для сестренок была? Нет?
– Да, Алешенька.
– Вроде как помню. А то и нет…
– Какая она красавица, сыне! А уж разумница…
Царь сел на своего любимого конька – и следующие полчаса царевич слушал, как его отец превозносил достоинства Натальи. Хотя сам тоже мог бы кое-что сказать о добронравии и благочестии означенной персоны. Но – молчал.
И лишний раз убеждался, что его сестра худого не посоветует. Софья говорила – молчать и не возражать. Только дело попортим, ежели царю глаза открывать будем!
Так и вышло.
Изливший весь трепет души царь удалился, а царевич выскользнул в коридор и направился к сестре.
Софья еще не спала. Сидела, размышляла о чем-то, крутила в руке дорогой кинжал с каменьями самоцветными.
– Красивая игрушка.
– Стенька привез. Ты заметил, как он на тетку Татьяну смотрит?
– Что, еще один влюбленный на наши головы?
– Второй – наш батюшка?
– Ну да. Права ты была – Нарышкина это.
– А то нет? Завтра, Алешенька, позови к себе боярина Стрешнева да попроси его помочь.