Под руководством Николая Петровича началась разделка мяса для копчения. Все уселись вокруг туши, поставили перед собой деревянные чурбачки, вооружились ножами… Если бы видели наши цивилизованные знакомые нас с руками по локоть в крови, отдирающих куски мяса от туши изюбра и кромсающих их!
Мясо разрезали на длинные кусочки, почти ленты, чтобы их можно было вешать на палки. Наша избушка оказалась настоящей коптилкой: внутри сложен каменный очаг, под потолком палки для подвешивания.
Процедура разделки, соления каждого кусочка и развешивания мяса в коптилке затянулась до вечера. Уже солнце прошло через поляну, и на нее опять упала тень, а новоиспеченные мясники все сидели, опьяневшие от крови, в туче мух и мошек, и только изредка просили помазать их диметилфталатом.
Но все-таки груда мяса хоть и медленно, но верно таяла. И настал блаженный миг, когда мы убрали с поляны последний кусок и вымыли свои синие плащи и мясо, предназначенное для жарки и варки, а также смыли кровь с рук.
Решено было с 11 часов дежурить по полтора часа всю ночь, чтобы поддерживать огонь в коптилке. Впрочем, это было решено единогласно Лехой. «А я считаю, что дежурить нужно», — сказал он не допускающим возражений инструкторским тоном. Никто не стал спорить.
Первое дежурство — до половины первого — было мое. Попытка писать дневник ночью оказалась неудачной, и первый дежурный позорно уснул у разведенного им самим костра. Впрочем, ничего ужасного не произошло: когда нужно было подбрасывать дрова в коптилку, какая-то догадливая искра упала ему на спину, прожгла тельняшку и разбудила сонного сторожа. Между прочим, спать у костра так здорово, что я провела под открытым небом еще и Микино дежурство, после чего меня все-таки водворили в мешок. Ночью время от времени из палатки высовывался беспокойный Владик и осведомлялся, не много ли огня и не мало ли дыма.
День девятый
20 августа
Спали плохо. Виноват в этом проклятый гнус, который проснулся раньше всех и хотел, очевидно, устроить подъем. Кусает он за ушами и в лоб. Если же руки по неосторожности остаются снаружи, то и на них появляется масса укусов. Некоторые, спасаясь от гнуса, укрылись с головой, другие предпочитали быть съеденными, но дышать свежим воздухом.
Под утро пошел дождь. Мы с невольным трепетом прислушивались к стуку капель по тенту — ведь это был первый дождь для нашей палатки. Однако она с честью выдержала испытание.
Встав, мы стали «считать раны товарищей», то есть изучать опухшие и покусанные физиономии своих соседей. Как и предсказывал Юрбор, больше всего пострадали блондины. У Танюшки все лицо в буграх от укусов, у инструктора и летописца лбы в густую красную крапинку, а на физиономии Мики было насчитано сорок семь укусов.