Но одно обстоятельство портило нам настроение — это потрясающая, невиданная грязь, получившаяся от соединения осенней распутицы с первым сильным снегопадом.
Агинское оказалось отрезанным от остального мира — из него не рисковала выйти ни одна машина, ни одна машина не могла добраться до него. Связь с селами осуществлялась по телефону или с помощью верховых гонцов.
Мы пробыли в этой осаде три дня. На четвертый день из Агинского в Красноярск выступила автоколонна со всемогущим тягачом. На одной из машин разместилась и наша группа. Двести километров до Красноярска мы ехали двое суток.
Вечером первого октября поезд Хабаровск — Москва уже уносил нас на запад.
Мы возвращались домой оборванные, похудевшие, насквозь пропахшие дымом, но зато обогащенные опытом полуторамесячной жизни в тайге.
В одном только оказался прав старый тофалар: мы вышли в поход слишком поздно. Но другие его предсказания не сбылись.
Мы все-таки взошли на Грандиозный, засняли и его, и открывающуюся с него панораму, и путь подъема. И «девчонки» не отставали в походе, хотя и тащили «котомки». И мы не пропали в безлюдной горной стране, как пропал неизвестный охотник, могила которого — покосившийся деревянный крест — видна на Черном белогорье.
Но мы возвращались и неудовлетворенными, потому что так и не увидели огромного водопада на северном склоне пика, не узнали, куда он падает, как выглядит подножье Грандиозного с севера. Из-за отсутствия анероида мы не смогли определить высоту пика, даже побывав на его вершине.
По собственной глупости мы не составляли ежедневно подробных кроков пройденного пути. К сожалению, перечислить то, чего мы не делали, гораздо труднее, чем то, что мы сделали.
Когда кто-нибудь при нас говорит о Саянах, мы настораживаемся: «Вы там были? Где именно? И давно?». Вероятно, в нас говорит что-то, похожее на ревность, непременную спутницу всякой любви.
И, как все влюбленные, мы твёрдо знаем, что эта любовь навсегда, на всю жизнь.
Мы еще вернемся к вам, Саяны!