Человечество с трудом подняло голову и посмотрело на брызжущее сполохами небо, потом закричало тысячью голосов и бросилось спасаться под землю.
* * *
Он уже не чувствовал товарищей. Их не было на орбитах, их не было в космосе, их не было нигде. Они погибли, так и не успев стать кем-то большим, чем люди.
Или все-таки успели?
Теперь он стался один, а на планету надвигалась следующая волна отложенной смерти.
Он выпустил оставшиеся мурашки, понимая, что их слишком мало, чтобы перехватить все цели.
И тогда он начал меняться, боясь только того, что не успеет.
Титановая оболочка станции лопнула, как кожура семени, пробитая ростком, как уродливая куколка, выпускающая иное, невиданное доселе существо, и разлетелась в стороны, превратившись в обычный космический мусор.
Волна боли прокатилась по освобожденному телу, и это была священная боль рождения.
Он развернул огромные сияющие крылья — жаль, что люди не могли видеть, какие у него теперь есть замечательные крылья!
Ему больше нечего было делать рядом с планетой, наступила пора проститься.
Какое дело птице до яичной скорлупы?
И тут, за долю микросекунды до того, как выпорхнуть из тесного околопланетного закутка в свободный космос, он вспомнил.
Старики всегда отдают долги.
Он вспомнил и прикрыл планету своими крыльями от смертельно опасной мелочи, которая рвалась к ней из пространства.
* * *
Был поздний вечер в опустевшем по случаю воздушной тревоги городе.
Во дворе за дощатым столиком сидели пожилые люди.
Тускло светились пластмассовые стаканчики с водкой.
— А ты чего спасаться не побежал? — спросил один.
— Да куда там, спасаться… Ежели вдарит, так разве спасешься, уж лучше здесь, на воле, чем под землей.
— И то правда, — согласился первый. Умирать, так хоть душевно, а не как крыса какая-нибудь. Тем более что вон и выпить осталось, и закусить… И не доиграли опять же.
— Надо же, северное сияние, — сказал третий, посмотрев на небо. — Да еще какое! Я, когда на северах служил, и то такого не видел!
— Ишь, как полыхает во все небо, просто жуть, и звезд-то нормальных не видно ни одной! Только падающие.
— Ионосфера, — важно сообщил четвертый и потянул костяшки из доминошной кучи.
— А на севере говорят, что когда такое вот сияние — значит, Великий Шаман уходит.
— А небо-то с чего корежит? Вона как, словно плетью хлещут!
— А это он бьется со злыми духами, которые не дают ему уйти.
Они помолчали, глядя в пылающее небо, рассеченное розовыми порезами падающих звезд, потом выпили не чокаясь и снова замолчали, разглядывая костяшки домино в ладонях.
— Ну, у кого «баян»? — громко спросил Ринат.