В берлоге у Тохтамыша нашлось и чего выпить, и чем закусить. А потом он показывал нам работу камер, установленных на зондах. Мы видели этих самых тауриндянских бабочек так, как будто они прямо на нас летели, щелкая зубастыми клювами. Видели мы и лилию Меркуса, конечно.
— Вон, вон, глядите, та уже просыпается, — радостно говорил Тохтамыш, — Вон там, подальше, проснулась! Красавицы вы мои!
Значит, сидим мы перед экранами, любуемся под еле слышимый гул гравикомпенсаторов, и тут подает голос силовая установка. Этак вопросительно:
— Пии-пии?
— Ты чего это? — спрашивает Тохтамыш.
— Пии-пии! — орет установка, и всем понятно: ругается.
— Не иначе операторы на пульте банкет устроили. Делать-то им сейчас все равно нечего. У них однажды крышка от тюбика горчицы в щель кожуха залетела, вентилятор заклинила, еле вытащили, — говорит Тохтамыш. — Гробус, ты там поближе, нажми зеленую кнопку и прекрати эту истерику. По-по-погоди… Кто-то врубил установку!
Берлога колыхнулась.
Тохтамыш врубил связь и высказал все, что думает о пьяных операторах.
— А ты где? — спросили его голосом, не сказать чтоб избыточно трезвым.
— В капсуле я!
— И что?
— Она ползет к люку!
— Как — к люку?..
Связь прервалась. Восстановилась она минуты через две.
— Тохтамыш, у нас конь!
— Откуда?!
— Вот разбираемся! Все блокировано! Все…
Связь померла, три монитора из четырех погасли.
Конем, господа курсанты, называли тогда программоид, который внедряется в систему и наводит там свои порядки. Почему конь — не знаю. Троянский? Хм… Н-ну, тут я не знаток, вам виднее.
Именно этот конь перехватил управление капсулой. И она, встав в люке, уже ждала начала спуска.
Тохтамыш пытался это дело затормозить и взять власть в свои руки. Но конь блокировал и связь берлоги с машинным отделением. В общем, дело пахло диверсией серых корсаров.
— Скафандры! — заорал Гробус. И мы понеслись искать скафандры, в которых выходила обычно на поверхность рабочая бригада. Они аккуратненько висели в том же отсеке, где хранились и экзоскелеты.
И вот теперь самое время сказать, что сила тяжести на Тауринде примерно в два с половиной раза больше земной. В экзоскелет вмонтировано устройство, позволяющее эту беду как-то компенсировать, но все равно — слишком долго в нем находиться нельзя.
Посмотрели мы на эти скафандры и на эти экзоскелеты — и содрогнулись. А капсула меж тем плавно вошла в коридор.
— Если я не совсем еще кретин, то корсары — в капсуле, — говорит Гробус. — А нас всего трое.
— Но какого этого самого? — спрашивает Тохтамыш, имея в виду: на что корсарам Тауринда в такое опасное время.