Во всей команде курил один Мунк, так что эти перерывы всегда были только для него.
Мунк надел пальто и исчез на курительной веранде, остальные остались в переговорной.
– Захватывающе? – спросил Ким Кульсё, удивленно. – Что это с ним сегодня?
Миа пожала плечами.
– Это… – начал Людвиг, но закрыл рот так же быстро, как открыл.
– Что, Людвиг? – спросил Ким, вопросительно взглянув на Грёнли, тот как будто не хотел отвечать.
– Лучше бы он сам это сказал, – пробубнил Людвиг осторожно. – Если он вообще собирался нам это рассказывать, я точно не знаю.
– О чем? – с любопытством спросила Миа.
Людвиг опять помедлил с ответом, порылся в бумагах на столе, вытащил листок и протянул его.
– Мы получили списки час назад.
– Какие списки?
– Сотрудников. В «Садоводстве Хурумланне».
– О, черт, – сказала Миа.
– Что там такое? – спросил Ким Кульсё.
– Рольф Люке, – пробормотала Миа.
– Кто на фиг такой этот Рольф Люке? – спросил Ким, забрав у нее листок.
– Сожитель Марианне.
– Какой Марианне?
– Марианне Мунк, – осторожно сказал Людвиг.
– Его бывшей жены? – удивился Ким.
– Ага, – кивнул Людвиг Грёнли. – Друг Марианне Мунк. Рольф Люке. Он работает там учителем.
– Вот черт, – сказал Ким.
– Это точно, – пробормотал Грёнли и засунул листок в стопку, как только Мунк вернулся с веранды и снял пальто.
Изабелла Юнг стояла перед зеркалом в своей комнате, ужасно нервничая. Она не испытывала такого раньше. По сути, никогда. Так странно. Когда психолог предложил ей это место несколько месяцев назад, она, как обычно, подумала, whatever[9], как бы, мне все равно, но теперь все изменилось.
Она всю свою жизнь скиталась по таким заведениям. И там, в Хаммерфесте тоже. Она называла это «там», потому что сама была не оттуда, разве они этого не понимали? Ей хотелось быть во Фредрикстаде с папой, но папа был недостаточно хорош, и быть с ним было нельзя. По мнению организации по охране детства. Что такого в том, что он немного выпивал и не всегда был дома? Разве она не может сама собрать рюкзак в школу и найти дорогу к автобусу? Сама приготовить себе еду? Но нет, надо было отправить ее к маме.
Мама.
Изабелла Юнг вздрогнула при мысли о ней и на секунду подумала, а не накраситься ли сегодня немного по-другому, может быть, надеть одежду поприятнее, не куртку с капюшоном и дырявые штаны, хотя в душе она знала, что такие вещи совсем не беспокоят Хелене.
Мама.
Она выругалась про себя. Этот жуткий человек – никакая не мама. Почему они этого не понимали? Что папа намного лучше? Мама должна беспокоиться о своих детях. Говорить приятные вещи. Хвалить. А не жаловаться все время. Кричать по любому поводу. Говорить, что Изабелла уродливая. Что она ничего не может. Что из нее никогда ничего не получится. Что она ни для чего не годится, как бы она ни старалась в школе, как бы хорошо ни отзывались о ней учителя, как бы усердно она ни убирала свою комнату. Ор, всегда ор, никогда не обнимет, слова хорошего не скажет, никогда. Так Изабелла и увязла в заведении, сначала в одном, потом в другом, потом сбежала оттуда, когда ей было тринадцать. Шла пешком всю дорогу. Сто сорок миль. Добралась до дома в Фредрикстаде без проблем. Что тут такого сложного? Она и сама может со всем справиться, только бы не жить с мамой. Чем ей плохо от того, что папа сел за руль пьяным и должен сидеть дома? Под домашним арестом? Она и сама все может! Но нет. Нельзя. Они опять забрали ее, и на этот раз она попала в отделение пищевых расстройств больницы в Осло, потому что ничего не ела и была худой как щепка.