Веселыми и светлыми глазами (Васильев) - страница 70
Вот вышли ребята спортсмены, и среди них — Витя.
— Ну пойдем, Витек! Толкнешь ядрышко. Или километровку пробежишь, а? У нас некому выступать, слышишь. Баран побежит…
— Да нет. Нельзя, братцы. Я с Филей договорился.
— Но у Фили там своих длинноногих целая обойма. Без тебя обойдутся. А у нас — завал!
— Нет, не могу.
— Ну что ты в самом деле! Ну пойми же, завал. Павлик, ну скажи ты ему!
— Пойду, а? Может, пойти? — будто извиняясь, спрашивал меня Витя. — Ну, я пойду, ладно, а? Скажешь Филе, что ушел. Скажешь?
А я смотрел через головы выходящих, в открытую дверь, в вестибюль. Я ждал.
И наконец я увидел Инну. Я подошел к ней, и мы пошли рядом. Шли молча. Улыбались, и лишь изредка она взглядывала на меня. Потом она протянула мне руку. Но мы не взялись за руки, а просто прижали ладони одна к другой и долго шли так. Кажется, мы оба не дышали. А потом резко отдернули руки и будто вынырнули.
— Пойдем до дому пешком, а? — предложила Инна. — Так давно не гуляли. Помнишь, в последний раз мы шли, когда еще лежал снег. Мокрый, противный! Помнишь?
И мы пошли.
Мы шли по просветлевшим улицам, по набережной. Мимо нас мчались забрызганные машины с яркими солнечными стеклами кабин.
Нарисовав на панели «классы», прыгали школьницы, подталкивая пустую банку из-под гуталина. Мальчишки с помощью увеличительного стекла проверяли, как световая энергия переходит в тепловую, дырявили собственные фуражки и брюки.
И на каждом углу, у каждого ларька пахло сырой корюшкой.
Мы шли, размахивая руками и щурясь. Поднялись на мост. Это особый мост, непохожий на все другие. Есть мосты-пижоны, мосты-красавцы, мосты, которые люди фотографируют и рисуют.
А этот мост — работяга.
Он большой и железный.
Он и называется — Большим.
Я люблю этот мост. Люблю смотреть на огромные напряженные фермы, люблю потрогать заклепки, похожие на шляпки грибов. Люблю послушать его ровное, глухое гудение. А весной, вот в эту пору, он гудит, как токарный цех, в котором настежь открыты окна.
Мы перешли мост. И вдруг Инна вспрыгнула на гранитный парапет и побежала по нему, балансируя руками. Я хотел ее поддержать.
— Не надо! — крикнула Инна. Она покачнулась, взвизгнула и упала мне в руки.
— Пусти! — сказала она, освобождаясь и поправляя рассыпавшиеся волосы. Я выпустил ее. Инна смущенно покраснела и смотрела себе под ноги. Отворачивалась от прохожих. — Ну и медведь же ты, Павлуха!
— А ты… Чего бежишь… А если б упала.
— Ну и пусть!
— Ты ведешь себя совсем по-детски.
— А ты ужасно взрослый.
— В девятнадцать уходили на фронт, — сказал я, чувствуя, как у меня почему-то становятся горячими уши.