— Стол разрубил. — Он посидел у ее ног и снова пошел на кухню. Принес еще несколько досок. Потом еще… Они ели… Пили чай с солью. По щепотке соли. Потом он ушел.
А вскоре его принесли и положили возле печурки. Он лежал на полу. Он не мог подняться, и никто его не мог поднять.
— Ничего, — говорил он. — Мышка-то бегает… Я немного ослаб. У тебя дом счастливый, Аня. Будем жить! Будем!..
— … Это было в феврале месяце, в самый страшный месяц. Я тогда тоже лежала, а ты пришел, помнишь? — спросила Анна Ивановна.
— Нет, — задумался, нахмурился. Помешивал в стакане ложечкой. — Не помню. Уже забывать стал. Сколько лет прошло.
— А ты тогда спас меня, Саша.
— Не надо. Оставь! — он поморщился. — Ну что ты при ребятах такое говоришь. Подумают невесть что. Они этого не видели, не знают, и слава богу. И не надо. А были ведь и получше дни. Давай их вспоминать.
— И хорошее было. Всякое было. Такая большая жизнь прожита.
— Почему «прожита»?
— Да куда уж нам! Все позади! Смотри, какие верзилы выросли!
— Нет! С этим я, Анна Ивановна, не согласен! Мы с тобой еще поживем и поработаем. Я думаю жить и жить. Жизнь мне еще совсем не надоела. Годы идут, летят они — это верно. И чем старше становишься — тем быстрее летят. Но уходить я не собираюсь. Рано. Мы с тобой еще многое можем сделать!
— Саша, но ведь тебе всего два года до пенсии!
— Что ж такого! Я еще поработаю, потружусь. Хоть у меня должность не ахти какая. Но без завода я не могу. Нет меня без него. Всю жизнь я с коллективом, работал в коллективе, жил, и по-другому я не могу. Не могу!
Они оба задумались, отодвинув стаканы. Молча и туманно смотрели в пространство. Анна Ивановна подперла голову рукой. Затем вздохнула.
— А вы шли бы, ребята, погуляли. Смотрите, какая погода. Здесь вам неинтересно. А мы с Сашей еще посидим, поговорим…
— Верно, — согласился дядя Саша. — Идите…
Мы вышли на улицу.
В стороне залива засыпал день.
Небо там синело, как стекло громадной витрины. Мы тихо шли по широкому проспекту. Постепенно, незаметно гасло небо, как гаснет в театре свет. Но темнота так и не наступила, сгущалась синь и лишь подворотни домов стали черными.
— Мне кажется, что я по вечерам не гуляла больше года, — сказала Инна. — Город совсем другой. Какой-то очень чистый. И большой. И такой удивительно красивый. Не хватает только музыки.
— Верно, — согласился я.
Мы бродили, пока Инна не озябла.
— Знаешь, давай куда-нибудь зайдем, погреемся, — предложила она. — И музыку послушаем.
Мы зашли в кафе «Север».
Прошли в зал и сели за свободный столик. Заказали кофе. Я осмотрелся и неожиданно увидел Витю. Он сидел за соседним столом в компании парней. Их было человек шесть. Плечистые, дюжие молодцы, стул под каждым — как детский стулик. Пятеро, склонившись к центру стола, голова к голове, слушали, а шестой что-то шептал, озираясь. И вдруг — га-га-га-га-га! — все разом откинулись назад. Как зонтик открылся. Га-га-га-га-га! И смолкли.