Два билета в никогда (Платова) - страница 103

– Есть шарф? – спросил Вересень у Михалыча.

– Отродясь не было.

– Про носовой платок я даже не спрашиваю.

– А зря, Боря. Степан Михалыч Писахов – это тебе не какой-нибудь нищеброд. А…

– …член отряда космонавтов. Я помню.

Михалыч крякнул и извлек из своего тулупа полотнище размером с детскую футболку. Вопреки ожиданиям Вересня – довольно чистое. Вересень крепко обвязал полотнище вокруг древка и отошел на шаг, любуясь работой.

– А теперь чего? – спросил у него бородач.

– А теперь вернемся в дом. Проводить допрос свидетелей.

* * *
Спустя 10 часов 15 минут после убийства

…Зал, в котором Вересень собрал обитателей особняка – временных и постоянных – назывался Восточной гостиной. Он был практически пуст, если не считать большого концертного рояля, двух обитых бархатом диванов и дюжины стульев. Изначально стулья стояли вдоль стены, но Михалыч, следуя указаниям следователя, расположил их полукругом. Теперь они отстояли друг от друга на расстоянии вытянутой руки, дугой обтекая рояль, возле которого и стоял сейчас Вересень.

Четверых из присутствующих он уже видел раньше – Сашу, Анатолия и двух испанцев: девицу и молодого человека лет тридцати трех. Если девицу можно было назвать просто симпатичной, то парень являл собой воплощение какого-то неведомого Вересню божества. Странно, что Боря не удосужился разглядеть испанца в машине: ведь встречать таких красивых мужиков ему еще не приходилось. Испанец мог бы украсить любую голливудскую картину. И любой модный журнал мечтал бы заполучить его на обложку. Обычно Вересень относился к красоткам мужского пола с известной долей скептицизма, подозревая их во всех мыслимых тайных и явных пороках. Но в данном конкретном случае Вересневский скептицизм уступил место сдержанному восхищению и любопытству: и как только человек обходится с такой внешностью, как с ней справляется? Из всех известных Вересню красавцев к парню по имени Хавьер Дельгадо мог теоретически приблизиться лишь капитан Литовченко, известный пожиратель женских сердец. Но и Литовченко, со своей соцреалистической харизмой застрял где-то на дальних подступах к Хавьеру.

И все же, все же…

Существовал еще один персонаж, сила воздействия которого была столь же убедительной, – никто иной, как Мандарин. Отсутствие дурацкого парня сильно беспокоило Борю, хотя краем уха он слыхал, что с котом все в порядке. Но явиться ему все же не мешало. Так, для равновесия дневных и ночных звезд. И общего успокоения вересневской души.

Хавьер сидел на самом ближнем к двери стуле, рядом с ним расположилась девушка по имени Эухения. С противоположной – оконной – стороны места заняли Карина Габитовна, девочка-подросток и рыжеволосая женщина, чье лицо показалось Вересню смутно знакомым. Ее имя – Софья – не вызывало у Бори никаких воспоминаний, но они точно виделись!.. Вересень уже знал, что Софья – жена Анатолия (даже сейчас они сидели рядом, держась за руки), а девочка – их дочь Аня. Аня читала разложенную на коленях книгу. Или делала вид, что читает; в любом случае, за то время, что Вересень топтался у рояля, она ни разу не оторвала глаз от страниц.