Два билета в никогда (Платова) - страница 39

– Никак. Она умерла.

Поначалу Саша даже не понял смысла сказанного. Мальчишка произнес «она умерла» тем же отстраненным тоном, что и свое универсальное «никак». И в ангельском лице не изменилось ровным счетом ничего, даже тень от невидимого полураспахнутого крыла не упала.

– Прости… Прости, пожалуйста. Я не знал. Мне очень жаль, поверь.

– С чего бы вам жаль?

Честный вопрос требовал такого же честного ответа. И Саша вспомнил прохладные Лорины пальцы на своей руке – береги себя. Никто – ни до, ни после – не говорил ему этих слов – простых и трогательных одновременно. Даже Хавьер, даже Женька.

– Она была хорошим человеком.

– Она была дурой.

– Что?

Наверное, Марик злится на мать. За то, что она оставила его, – вот и изрыгает из себя чудовищные вещи. Когда кто-то, очень любимый, оставляет тебя навек – можно либо плакать, либо злиться. Неизвестно, что правильнее. Для тебя самого – не для других. Марк не смирился с потерей – отсюда и злость. Ничем другим объяснить ее невозможно.

– Она была дурой.

– Я так не думаю. – Саша осторожно коснулся плеча мальчишки. – Не думаю, что она хотела уйти. Бросить вас с отцом… Если бы у нее был выбор…

– У нее был выбор.

Прозрачные светлые глаза Марика уставились на него в упор. И в этих глазах Саша не увидел ничего – ни злости, ни затаенного страдания. Так мог смотреть океан – абсолютно равнодушный к тем, кто опускается в его глубины. Если бы сейчас, за радужной оболочкой, промелькнул морской конек – Саша нисколько бы не удивился. Но, вероятнее всего, следует ждать мурену. Или – осьминога. Спрута, каким его изображали средневековые художники. Почему он вдруг подумал так?

Неизвестно.

– Мы могли бы поговорить… Если ты не против.

– Я вас первый раз вижу. – Мальчишке нельзя было отказать в логике. – О чем нам разговаривать?

– Ну… Я ведь догадался, что ты – Барт Симпсон. – Саша решил прибегнуть к уже опробованному трюку. Но, повторенная второй раз, шутка не подействовала.

– Я тоже кое о чем догадался. Вы – тот чувак, которого все кинули. Выставили вон. И сто лет не вспоминали.

– Он и есть.

– Ну, и зачем вы здесь?

– Сто лет не вспоминали, а на сто первый вспомнили.

– И вы вернулись?

– Как видишь.

– Вижу, что вы такой же дурак, как и Лора.

Марик так и сказал – «Лора». И губы его презрительно изогнулись, как будто Лора была вовсе не матерью, а девчонкой-ровесницей, отвергшей его робкие ухаживания. Или девчонкой постарше, которая застала его за мастурбацией в раздевалке и подняла на смех. Или совсем взрослой учительницей по математике, той еще стервой. Залепить кол прозрачным светлым глазам для математички – обычное дело. У таких глаз, как показывает практика, нескладушки с точными науками. У Хавьера они были – Саша знает это точно.