– Не стреляйте, – услышали они из ниши чей-то робкий сипловатый голос.
Вслед за этим в полосе света возник длинный, чрезвычайной худобы человек. По-детски глупо хлопая из-под треснувших очков глазами, он застыл в нескольких шагах, не решаясь двинуться дальше.
– Не стреляйте! Я. Человек! Липкин Илья... Григорьевич, да, Григорьевич. Собственно, я... Этот... Корреспондент. Собственный корреспондент газеты... Газеты.
Вдруг он замолчал так же неожиданно, как и появился, будто уперся в какую-то невидимую стену, и начал энергично тереть ладонями виски и переносицу. Его поведение, как и речь, были болезненными. Говорил он сбивчиво, делая нелогичные паузы в середине слова, словно кто-то невидимый забавлялся тем, что включал и выключал в нем какие-то кнопки.
– Вы, простите, оттуда? – продолжил, наконец, Липкин, вытянув вверх руку и проткнув пальцем у себя над головой темноту. – Я почему, собственно, спрашиваю. Последние известия оттуда я получил... В общем, очень давно. Очень. Моим товарищам не интересно то, что происходит там. Им вообще уже ничего не интересно.
– Дети подземелья. Как же вы тут живете? – хмуро спросил Вершинин.
– Мы? Хорошо, – удивился Липкин. – Очень хорошо здесь можно жить. Только вот... У вас нет, случайно, петушка?
– Что ты имеешь в виду – «петушка»? – сурово спросил майор.
– Ну, петуха, куриного мужчины, как вам объяснить. Одним словом, пойдемте, я покажу. – Липкин резво развернулся и юркнул в нишу. Суворовцев и Вершинин, переглянувшись, последовали за ним.
Ниша оказалась «спальней» рабов. Суворовцев повел вокруг лучом фонарика. Более жалкого зрелища ему видеть не доводилось. Помещение было заставлено трехъярусными деревянными нарами, устланными худыми тюфяками. То тут то там свешивались лохмотья тряпок и останки некогда бывшей одежды. Воздух густо пропитался человеческим потом и испражнениями.
– А где этот? – растерянно спросил Вершинин, крепко зажав пальцами нос.
– Я тут, – отозвался из темного угла Липкин.
Суворовцев направил фонарик на голос. Бывший собственный корреспондент сидел на полу у стены, из которой выходила толстая труба, видимо теплотрассы, и загадочно улыбался.
– Нет, нет, тут не так уж и плохо. Нас здесь регулярно кормят. Три раза. В неделю. Однажды нам даже давали яйца. Почти все, правда, были плохими, но получился омлет. Но вот несколько из них я положил на эту трубу. Потрогайте, она теплая. Потрогайте, потрогайте. Представляете, из двух вылупились славные желтые комочки. Смотрите! – Липкин откинул тряпицу, свисавшую с кровати, и выдвинул из-под нее небольшую клетушку с двумя довольно крупными курицами. – Правда, чудо? Ах вы мои маленькие!