А потом однажды ночью он позвонил очень поздно. Я хочу сказать, что четыре часа утра это для меня очень поздно, а он был пьян и все рассказывал про вечеринку, на которой он был, и об этом композиторе-песеннике, который там играл на пианино и пел. Уоррен какой-то. И в конце Микки заявил, что понял наконец, что у него нет никакого таланта, и вообще ему нечего там делать, и он не понимает, зачем он там все еще болтается. Судя по тону, он испытывал даже некоторое облегчение. Его голос даже звучал, как у счастливого человека.
Две недели спустя Микки вернулся в Маленькую Италию.
* * *
Конечно, я по большей части не обращаю на него внимания, потому что не следует уезжать от семьи, а потом возвращаться к ней и вести себя так, словно ты всем тут владеешь. Его мамаша, папаша и сестренки, конечно, тут же буквально повисли на нем. А для соседей он, кажется, был настоящим героем, вернувшимся домой после всяких приключений. Он обрезал свою девчачью прическу и немного набрал вес, так что, наверное, стал выглядеть немного получше, но, по-моему, оставался все тем же безвольным и бесхребетным мальчиком-красавчиком, каким был всегда.
Мой старик и его старик велели нам снять на двоих отдельную квартиру, раз уж Микки готовился снова посвятить себя семейному бизнесу и, может, даже научиться его вести. Квартиру мы нашли приличную, на Малберри-стрит, на четвертом этаже и с видом на мост через Ист-Ривер. Там были две спальни в разных концах, гостиная и кухня, словно квартира предназначалась для людей, которые не очень любят друг друга, как я не очень люблю Микки. Но он все же был членом нашей большой семьи. И я оказался связан с ним одной веревочкой.
У меня все время были девочки – они начали приезжать сюда прямо с той минуты, когда мы получили ключи от квартиры, – а вот Микки прилагал все усилия, чтобы залезть под юбку давней знакомой нашей семьи, Реджины Строгола, видной девицы, этакой крутой крошки, которая всегда добивается того, чего хочет; если хотите знать мое мнение, он с самого начала был для нее слишком хорош.
Однажды вечером, когда я кончил возиться с очередной девицей, уже в третий раз, а она все еще была под впечатлением, так что мы еще немного с нею поболтали, я пошел в гостиную, где Микки пялился в телевизор. Дверь в спальню я оставил открытой. И мы с ним оглянулись в ту сторону, на мою девицу, лежащую в моей постели, и она тут же изобразила на личике такое приглашающее выражение. Блондинка, конечно, и волосы все разбросаны по моей подушке, по черной атласной наволочке.
– Если хочешь, она в твоем распоряжении, – сказал я Микки.