На четвертом этаже женщина вышла из лифта и медленно двинулась по коридору к бабкиной квартире. На глазах выступили слезы, когда она начала вспоминать о тех бесчисленных случаях, когда бабушка ждала внучку возле уже открытой двери, заметив ее внизу, когда та переходила улицу. С трудом проглотив образовавшийся в горле ком, Дженни повернула ключ в замке и отворила дверь. И тут вспомнила, что, дожив до восьмидесяти шести лет, бабка давно была готова уйти из жизни. Она не раз говорила, что двадцать лет – это слишком долгий срок, чтобы жить одной, без мужа, деда Дженни, и что она очень хочет воссоединиться с ним.
У нее тогда начали проявляться первые признаки старческого слабоумия, она стала толковать о какой-то женщине по имени Сара… о том, что это не Барни ее убил… это сделал Винсент… и она когда-нибудь это докажет.
«Вот чего бабка ни за что себе не пожелала бы, – подумала Дженни, – так это того, чтобы превратиться в слабоумную старуху». Глубоко вздохнув, она осмотрелась по сторонам. Коробки, в которые Дженни сложила все барахло, стояли в углу. Книжные полки пустовали. Со столешниц все было убрано. Вчера она завернула и упаковала доултонские фаянсовые статуэтки[4], которые бабка так любила, а также убрала семейные фотографии в рамках – их она потом отошлет в Калифорнию.
Ей осталось только одно дело. Нужно было разобрать бабушкин сундук, в котором та когда-то хранила свое приданое.
Сундук этот был особенный. Дженни прошла по коридору в маленькую спальню, которая служила бабке еще и кабинетом. Хотя она была в свитере, ей вдруг стало холодно. «Интересно, – подумала она, – неужели все квартиры и дома становятся такими холодными после того, как умер живший в них человек?»
Войдя в комнату, она присела на раскладной диван, который служил ей постелью с тех пор, как ей исполнилось одиннадцать. Это было в первый раз, когда ей разрешили лететь одной из Калифорнии и погостить у бабки целый летний месяц.
Дженни вспомнила, как бабка открывала этот свой сундук и всегда доставала оттуда какой-нибудь подарок, когда Дженни к ней приезжала. Но она никогда не разрешала внучке в нем рыться. «Там лежат кое-какие вещи, о которых мне не хотелось бы никому рассказывать, – говорила она. – Может, когда-нибудь я позволю тебе взглянуть на них. Или, возможно, просто выброшу их. Не знаю пока что».
«Интересно, бабка их выбросила, эти столь секретные вещи?» – спросила себя Дженни.
А сундук из-под приданого теперь служил в спальне кофейным столиком.
Дженни присела на диван, набрала полную грудь воздуха и подняла крышку сундука. И сразу поняла, что бо́льшую его часть занимали тяжелые толстые одеяла и стеганые покрывала, те, что давным-давно были заменены на более легкие и теплые.