Он завоевал меня своим стремлением спасти меня от меня же самой, он завоевал меня своими одержимыми карими глазами, умением сказать нужные мудрые слова в нужный момент. От него пахло чистым древесным дымом, и от этого мне хотелось зарыться носом в его бороду, слушать, как бьется его сердце. А еще в нем отчетливо слышалась сумасшедшинка. После того как я его чуть не застрелила, он с притворным ужасом спросил: «Ты не против, если я лягу на пол в маленькой спальне, пока не потерял сознание?», взял у меня несколько шерстяных одеял и новенький рюкзак с запасом хлопьев, кивнул на прощание и оставил меня одну. Он вел себя так, словно в том, что он чуть не погиб, не было ничего необычного.
Я любила его. Я еще плохо знала его, и у меня не было причин думать иначе. Я любила его глубокий мягкий голос. Его сочувствие. Его мрачное чувство юмора. Я любила его за то, что он не забыл жену и сына. За то, что не позволил мне наглотаться таблеток; за то, что в метель приехал проверить, все ли в порядке с моим домом; за то, что он честно признавал: ему нужен мой дом, но не я. Честность – мощный афродизиак.
Пряталась ли под этим чувством химия организма, желание секса? Еще как, особенно с моей стороны уравнения. Но у меня сбились даже месячные, я себе не доверяла. Каждый раз, когда я касалась себя искалеченной правой рукой, любое желание пропадало. Я думала о шрамах, а не об оргазме. От мысли о том, что мужчина, любой мужчина, может ко мне прикоснуться, меня передергивало. Так что для меня Томас был далеким громом грозы, от которой я хотела сбежать.
Кэти
Следующее утро
Все еще полностью одетая и в маске, я выкарабкалась из спального мешка, на цыпочках подошла к двери и прислушалась к храпу Томаса – мне нравилось слушать, как он храпит, – а потом добралась до угла, где во всей своей неприкрытой красе стоял мой маленький биотуалет. Заглянув через сиденье в емкость с чистой, синеватой от химикатов водой, я подумала о том, сколько же будет шума, и сказала себе: Лучше пойти во двор. Пришлось выходить.
И стоило мне оказаться на ступенях веранды, как я замерла от восторга. Я словно шагнула на экран старомодного цветного фильма. Небо было насыщенно-синим, снег – ярко-белым, а мое дыхание серебряным облачком растворялось в воздухе. Широкое пространство белого луга и заснеженная линия леса притягивали взгляд к замерзшей вершине Хог-Бэк-Маунтин. Я медленно оглянулась, наслаждаясь видом огромных дубов во дворе, старого амбара с шапкой снега на крыше и дома. Слой снега с идеально четкими краями выглядел как глазурь на имбирном прянике.