Я остановился и посмотрел на нее.
– Я не могу быть таким, как ты хочешь. Ты меня не знаешь.
– Ты уже такой, как я хочу. И я знаю тебя лучше, чем любого другого мужчину в моей жизни. – Она потрясла кулаками. – Почему бы тебе просто не сказать, что не хочешь меня? Что… тебя тошнит от мысли о сексе со мной. Вся эта вежливость, забота, флирт, дружба, это же все было просто игрой? Ты не хочешь ко мне прикоснуться. Ты не хочешь видеть меня голой. Признай! – Она ткнула кулаком в мою сторону. – Тебе проще покончить с собой, чем прикоснуться ко мне!
– Это безумие.
– Да неужели? – Она почти кричала. – Правда?
Кэти сорвала и отбросила пальто, схватилась за край свитера и стянула его через голову. Ее яростное дыхание белыми кляксами сияло под луной. Кэти бросила в меня свитер.
– Тогда прикоснись ко мне! Ты все равно собрался себя убить, так что воспоминания о моем уродстве недолго будут тебя тревожить. Давай же!
– В последний раз предупреждаю, Кэти. Иди домой.
– Лжец. Ты никогда не хотел меня. Ты просто был вежлив. Жалел меня. Надеялся выдурить у меня ферму Нэтти. У меня. Глупой, уродливой и жалкой Кэти Дин. Так ведь?
– Ты знаешь, что это неправда.
– Я знаю только, что ты готов умереть, лишь бы не быть со мной. – Она расстегнула джинсы спустила их вниз, пинками сняла мокасины, потом джинсы и замерла в одном бюстгальтере и трусиках. Я не видел шрамов на правой стороне ее тела, я видел только ее изумительную фигуру на фоне неба, омытую лунным светом. Я не мог ее не хотеть. И ничто не могло остановить меня.
– Так я права, – сказала она сквозь зубы. – Я права. Ты даже не попытаешься ко мне прикоснуться.
Она стянула трусики, отбросила в сторону, расстегнула бюстгальтер и швырнула его на землю.
– Унизительней уже не будет, Томас. Я прошу об одном: собери свои яйца в кулак и признайся вслух, что я уродка. Признайся, что не сможешь заставить себя ко мне прикоснуться.
Я знал, что она делает, я знал, что она играет, но пути назад не было. Я застыл на месте, и вся моя жизнь вращалась вокруг оси этого момента, того, кем она хотела меня видеть – сейчас, для нее, и потом, до конца моей жизни. Кэти всхлипнула и повернулась ко мне спиной. Закрыла лицо ладонями. У нее задрожали плечи. Она была самой сутью одиночества и отчаянья. Моим отражением. Моей жизнью.
И я побежал к ней. Я побежал. Обнял ее сзади, прижал к себе, провел ладонями от ее подбородка до бедер и обратно. Я исследовал ее, жадно, грубо. Кэти ахнула и схватила меня за руки.
– Только не там, только не правую сторону, – сказала она, пытаясь отвернуться.