— Сейчас мы тово… Это дело простое. Не успеешь почувствовать…
Острая боль в ране до кости пронизала ногу, Агеев дернулся, скрипнул зубами.
— Что, больно? — недовольно оборвала его стон Евсеевна. — Не ври! Это не больно. Это ерунда, комариный укус.
Он снова дернулся от такой же пронизывающей боли, но удержал себя, чтобы не застонать, закусил губу.
— Так, так… это ерунда… Да, тут набралось… Почистить надо. Так, это туда, это сюда… — приговаривала Евсеевна, ковыряясь в ране, и Агеев собрал в себе все силы, чтобы стерпеть без стона. Больно было зверски, всю ногу до кончиков пальцев резала глубинная боль, но, кажется, он стерпел. — Во-о-о-от! — довольно протянула докторша. — А теперь будет немножко того… Вроде комариного укуса будет. Может, чуть больше.
Не сразу сообразив, что она имеет в виду, Агеев на секунду расслабился, и в тот же момент резкий болевой удар мощно отдался во всем теле. В глазах у него померкло, он напрягся, обеими руками вцепившись в края топчана, словно боясь сорваться с него. И новый удар повторился, потом что-то в ноге потянулось, напряглось и вдруг разом высвободилось.
— Вот, полюбуйся, какая железяка!..
Весь в холодном поту Агеев приподнял голову — Евсеевна в кончике пинцета держала перед ним небольшой продолговатый осколок с зазубренными краями.
— Хорошо, что кость не задел. Еще бы на сантиметр — и плохо было бы твое дело, сынок, — сказала Евсеевна и швырнула осколок в угол за сено.
Агеев лежал, к своему удивлению, совершенно лишенный сил, отирая с лица обильно стекавший пот, руки его мелко тряслись, и он едва выдавил из себя «спасибо». Хозяйка его, которая в течение всей операции стояла за спиной докторши, все приговаривала что-то, чего он не мог расслышать, и Евсеевна ее оборвала:
— Да перестаньте вы, Барановская! Больно! Что это за боль! Для такого мужика!
— Что ж, что мужик? Всем больно, — тихо отозвалась Барановская.
Докторша между тем обрабатывала рану. Бросая на пол окровавленные клочки ваты, обтерла ногу, потом засунула в свежий разрез раны мокрый леденящий тампон и, ловко орудуя сильными руками, туго перевязала бедро.
— Вот так! Скоро танцевать будешь.
Побросав в раскрытый саквояж инструменты, она присела в ногах и принялась сворачивать цигарку. Барановская тем временем прибрала чугунок, полотенце и, хотя было тепло, накинула на обнаженные ноги Агеева старенький вытертый кожушок.
— Это что за боль! — выдохнула Евсеевна густым дымом. — Вон Султанишку молодую спасала. Полночи возилась, пришлось сечение делать. С этими вот инструментами! Парень на пять кило вывалился, а Султанишка, вы же знаете, — муха! Соплей перешибешь.