Люди бросились в воду. Бурное, стремительное течение сбивало с ног, кружило, несло на мокрые, покрытые плесенью камни. Поскользнувшись, Баранов упал, выпустил пистолет. И в это время палисад опоясался дымом, сверкнули огневые вспышки, гул пушек заглушил ружейную трескотню.
Падение спасло Баранова. Каменное ядро оторвало голову промышленному, бросившемуся на помощь. Шапка с бобровым хвостом далеко отлетела на берег.
— В каменья! — крикнул правитель. — Пали из мушкетов!
Мокрый, лысый, он выбрался из протока, перебежал лощинку. К нему спешили матросы. Лейтенант Арбузов открыл огонь по бойницам. Опомнившись, промышленные снова кинулись в воду.
Одни только алеуты от страха не могли встать. Бросив орудия, они упали на землю, закрыли руками лица.
Павел отшвырнул конец каната, на котором тащили переднюю пушку, вылез из воды. Бледный, со спутанными черными волосами, он решительно подбежал к чугунной пушке, заряженной картечью, повернул ее.
— Кеекль! — крикнул он по-тлинкитски. — Вставайте… Убью всех разом!
Он направил орудие в сторону лежавших и, откинув назад прядь мешавших волос, глубоко передохнул. От волнения он не мог продолжать. Но алеуты вскочили. По задыхающемуся, прерывистому окрику они поняли, что юноша не остановится ни перед чем. И больше всего подействовало чужое бранное слово, слышанное только от индейцев.
Обдирая до крови ноги, разбивая железными обручами пальцы, алеуты тащили орудия на другой берег речки. Пули и стрелы их не достигали. В густевшем сумраке слышны были стоны и выкрики, пыхтенье и лязг металла. Бой шел правее, где залегли Баранов с промышленными и матросы Арбузова.
Первый залп из двух орудий, наскоро установленных Павлом, снес подобие башенки над воротами. Она грохнулась вниз, открывая широкую амбразуру. Бухнули пушки и со стороны леса. Кусков тоже переправился через реку. Выстрелы в крепости на минуту смолкли.
— Пали!
Павел навел пушку на середину ворот, сам зарядил второе орудие. Новый залп повредил ворота, осели верхние бревна.
Как только рассеялся дым, Баранов схватил копье, поднялся из-за камня.
— Ура-а! — крикнул он и побежал вперед.
Арбузов, матросы, промышленные бросились за ним. Было темно, но в крепости горели строения, и зарево пожара озаряло верхушки стен, край леса, щели ворот, стрелявших индейцев. Бежать пришлось в гору, стены вырисовывались уже в сотне шагов. Возбужденные наступлением, алеуты с громкими воплями тащили самую крупную пушку. Двое были ранены стрелами, обломок копья разодрал на Павле кафтан, но никто не останавливался.
Потом неожиданно все изменилось. На стенах затихла пальба, расшатанные ворота широко распахнулись, и в освещенном отблесками зарева проходе показалось необычное шествие. Связанные рука в руке, по трое в ряд, медленно двигались пленные. Истощенные, согнутые, в одних лохмотьях. Некоторые, не в состоянии держаться на ногах, упали тут же у ворот, другие ползли. Голая женщина с седыми космами шла, как лунатик, шаря тонкими, высохшими пальцами впереди себя, словно нащупывая опору.