Атакующие попятились. Павел уронил трос, помощники его отступили. Пушка накренилась, глубоко зарылась в песок. Промышленные опустили ружья, многие сняли шапки. И вдруг ворота захлопнулись. Из каждого отверстия бойницы палисада сверкнул огонь, тяжелые камни, стрелы, дротики обрушились на нападающих. Даниэль Робертс рассчитал верно: пленники прикрывали ворота, и русские не могли стрелять.
— Ложись! — закричал Баранов. — Пали по стенам!
Но его слышали только матросы. Промышленные и алеуты, обстреливаемые со стен, заметались, покатились назад. Огромный зверолов в стеганом кафтане бил древком копья отступающих, что-то кричал. Тонкая стрела пробила ему шею. Мотнув головой, он несколько раз взмахнул копьем и тяжело рухнул. Кое-где, припав на колено, русские отстреливались из пищалей, падали.
Павел видел, как в центре амбразуры неторопливо, методически меняя ружья, стрелял Робертс. Потрясая дротиком, кричал Котлеан. Все это было, как во сне. И сбившееся стадо безоружных пленников у ворот, паника среди алеутов, бесполезные пушки… Потом упал Баранов, и со стен прыгнули индейцы…
Вырвав из рук лейтенанта шпагу, Павел бросился к правителю. Отряд распался. Алеуты смяли промышленных, держались лишь моряки. Не успевая заряжать тяжелые мушкеты, они отчаянно защищались прикладами. Индейцы одолевали. Один матрос был убит, второго подняли на копья, высоко подкинули, вновь подставили острия. На фоне зарева он долго судорожно извивался.
Павел опустил шпагу. Сейчас конец… Крики, треск оружия, освещенные пожаром багровые вершины деревьев, далекие паруса. Маленький, с окровавленной головой Баранов… Всему конец… Но Арбузов успел доползти к пушке и, повернув дуло, выстрелил в торжествующего врага почти в упор.
…Пушки, Баранова, остальных раненых — русских и алеутов — Арбузов погрузил на баркас, доставил в укрепление. Зарево исчезло, видно, удалось остановить пожар. Корабли тоже прекратили стрельбу.
Снова стало тихо и темно. Гудел в снастях ветер, хлопали фалы, неясно белели зарифленные паруса. Над кекуром до полуночи горел костер. Корабельный доктор и монах Гедеон перевязывали раненых.
* * *
Передав общую команду Лисянскому, Баранов занялся подготовкой второго штурма.
Низенький, с простреленной навылет рукой, обмотанной шейным платком, правитель казался еще более сгорбленным. Он быстро, неслышно ходил по палатке, обдумывал новый план. В жилье никого не было, только за полотняными стенами лязгало железо, стучал топор — ладили упоры для пушек. Сквозь неприкрытую дверь виден был берег с разбитыми лодками, над зеленой водой низко метались чайки.