— Иван Александрович, — сказал Алексей еще с порога. — Ипатыч пять годов жил в Канаде с французами. Умеет говорить по-ихнему!
Помощник правителя был возбужден, карие глаза его блестели, на верхней губе выступили росинки пота. Он повернулся к старику, но тот уже вышел на середину горницы, кашлянул и, нисколько не смущаясь, быстро и охотно выложил все, что вспомнил из полузабытой речи.
Мать капитана Риего была из Наварры. Он с детства знал язык матери. И хотя Ипатыч впутывал в разговор гасконские и бретонские слова, перевирая их, капитан сразу же ответил. Несколько минут они говорили больше каждый свое, потом зверобой умолк, передохнул и, обернувшись к Кускову, сказал удовлетворенно:
— Понимает маленько. Говорить он, конечно, слаб, а все ж сойдет.
Алексей и Кусков, напряженно следившие за разговором, повеселели. Однако правитель колонии хотел убедиться полностью. Он немного подумал, а затем сказал старику:
— Передай наш им поклон, скажи, что рады гостям и что желаем им всякого благополучия и здоровья. Коли встанут и поклонятся — значит, понимают твой разговор. Они обхождение знают.
Ипатыч переводил долго, но гости, действительно, встали и поклонились. Дон Риего — вежливо и дружелюбно, лейтенант — едва наклонил голову. Взгляд его маленьких глаз оставался колючим и неприязненным. Но этот взгляд заметил только Алексей, Иван Александрович был удовлетворен проверкой.
— Теперь, — заявил он Ипатычу, — начнем о деле…
Он опять помедлил, лицо его стало строгим и озабоченным.
— Пускай говорят они. Слушай хорошенько, да своего не вставляй. Чтоб конфузу не вышло. Они от своей державы, а мы от своей. Флаг наш тут русский, и мы люди простые, но русские… А после спроси про Василия, не случилось ли с ним чего?
Полчаса, не меньше, говорил испанец, что-то резко отвечал младшему своему товарищу, хмуро щипавшему длинный острый подбородок, дополняя фразы испанскими словами, часто упоминал имя губернатора и вице-короля Новой Испании. Он держался официально, но плохое знание языка придавало его речи добродушный, домашний характер. Однако и Кусков, и Алексей видели, как временами лицо Ипатыча становилось мрачным и он сердито переспрашивал испанца.
Наконец, Риего кончил и с откровенным облегчением сел на место.
— Д-да… — Ипатыч оправил свою клочковатую бороду. — Такие дела.
Затем, повернувшись к Кускову, неожиданно развеселился.
— Они, видишь, приехали спросить, по какому такому закону мы тут обосновались. И будто это запрещает вицерой, а губернатор желает нам здравия… Дела!
— Для того и приехали?
— Для того.