Для смертельно усталого человека, недолюбливающего Безмолвную Речь, сэр Кофа Йох — лучший собеседник в Мире. Он не задаёт вопросов, не выпытывает подробностей, не пытается рассказать все свежие новости сразу и даже не требует немедленно бросать всё на свете и мчаться в Дом у Моста, где без меня всё давным-давно пропало. А просто говорит: «Отлично, что ты объявился. Сейчас всех обрадую. Как сможешь, сразу приходи».
— А заклинание очень крутое! — неожиданно сказал Карвен. — Наверное действительно нечестно было его на меня тратить. Но я ужасно рад, что мне так повезло.
Я чуть было не спросил: «Какое заклинание?» — но вовремя спохватился. Как же, как же, древний Магистр Оймама Джумбабах и его ослепительная харымурда всевластия. Сказки мне надо сочинять, а не всё вот это вот, непостижимое и неопределённое.
— У меня такое ощущение, что оно не только Шиморину ворожбу отменило, а вообще всё плохое, что со мной успело случиться, — добавил Карвен. — Я даже виноватым себя больше не чувствую. Как будто боялся и делал глупости кто-то другой. Умом понимаю, что на самом деле я, но как-то в это не особо верю.
Совершенно чудовищный всё-таки мальчишка. Могущественный, как целая банда ополоумевших древних колдунов и при этом настолько доверчивый, что из дома на улицу страшно выпускать — мало ли каких глупостей там наслушается. И немедленно воплотит.
Я впрочем и не собирался выпускать его ни на какую улицу. Хватит. Нагулялся уже.
Но вслух я, конечно, сказал совсем другое:
— Ну а как ты думал. Чувство вины сродни смертельному заклятию, просто обычно мы накладываем его на себя сами, вот и вся разница. Неудивительно, что Великое Заклинание Джумбабаха уничтожило и вину.
— Что за великое заклинание? — спросил сэр Шурф.
Он возник из ниоткуда — в чёрном лоохи, наспех наброшенном поверх магистерской мантии, с чрезвычайно суровым лицом и кувшином камры. Видимо решил наглядно продемонстрировать, как глупо исчезать из Мира, в котором камру для твоего лучшего друга варит самый умелый из ныне живущих поваров.
— Об этом тебе лучше ничего не знать, поверь, — сказал я. — Целее будешь.
К счастью, Шурф пропустил мои слова мимо ушей. Он уставился на Карвена и некоторое время рассматривал его с характерным интересом коллекционера, внезапно обнаружившего в соседском сарае редчайшую ночную вазу времён Ульвиара Безликого. Наконец адресовал мне вопросительный взгляд. Дескать, где теперь такое дают?
— Это моя добыча, — сказал я. — Его зовут Карвен, и ужасней нет никого в этом Мире.
А потом перешёл на Безмолвную речь и добавил: «Помнишь, каким я был, когда только поселился в Ехо? Первые пару лет?»