— Да, конечно, — кивнул я. — Но дело совсем не в этом. Мне их просто… — ну, я даже не знаю — жалко? Обидно? Наверное так. Легко представляю себя на их месте — как прыгал бы от восторга, внезапно проснувшись здоровым. С утра до ночи стоял бы на голове! А у этих людей ещё и Врата теперь открыты. Я так понимаю, это в любой реальности великое дело. Совершенно новое, обострённое восприятие, совсем иные возможности. Вы же сами только что видели Карвена. А я прекрасно помню, каким он был раньше: мальчишка как мальчишка, славный, неглупый, но звёзд с неба точно не хватал. И на его друга Менке я тоже посмотрел; ничего особенного он при мне не вытворял, но всё равно ясно, что такой же, если не круче. А ещё я слышал, как играет Танитин оркестр — Мир дрожит, и все вокруг рыдают от счастья, начиная, страшно сказать, с меня…
— Понимаю, — согласилась леди Сотофа. — Да, эти люди сейчас переживают свои лучшие дни. И окружающая реальность, какова бы она ни была, ликует от одного их присутствия, предчувствуя удивительные перемены. Очень жалко, ты прав. Ай, как жалко, хоть плачь! Я бы рада оставить как есть, но всё-таки не любой ценой. Не за счёт нашего Сердца Мира. С ним так нельзя.
— А у меня вообще нет выбора. Я Тёмной Стороне пообещал, что улажу эту проблему. Вслух. От всего сердца.
— Это только к лучшему. Выбор — дело хорошее, но в некоторых ситуациях легче его не иметь.
— А вдруг он у меня всё-таки есть?
— Ты о чём? — насторожилась леди Сотофа.
— Вы мне вот что скажите: эта штука может полежать тут ещё пару часов? Или это уже критично?
— Что ты задумал? — строго спросила она.
— Ничего выдающегося. Просто собираюсь обратиться за консультацией к специалисту. Вдруг подскажет что-нибудь дельное? Ну мало ли. Почему нет? За столько тысяч лет вполне можно додуматься до разных оригинальных идей.
— Вот чего в тебе раньше совсем не было, так это беспочвенного оптимизма, — улыбнулась она. — Довольно нелепое качество. Но тебе, пожалуй, даже к лицу. Ладно. Вряд ли несколько часов что-нибудь изменят. Думай, консультируйся, пробуй, да хоть на танцы отправляйся. Но чтобы на рассвете этой штуки, — она неприязненно ткнула пальцем в сторону сломанной ишки, — здесь не было. И вообще нигде. Смотри, не вздумай меня подвести.
— Договорились, — сказал я. — На рассвете не будет.
* * *
Я лежал на тёплом прибрежном песке, раскинув руки и ноги, как дохлая морская звезда. К чести моей следует сказать, что я ещё вполне мог шевелиться. Просто не хотел. И так хорошо. Море шумит, ярко-розовый свет пробивается сквозь прикрытые веки, а предрассветный ветер дует так ласково, словно я весь, целиком — ушибленный младенческий палец, и меня надо утешать.