Если бы хоть кто–то перестал получать удовольствие от общения и музыки на природнике и вслушался в речь Бориса, то, возможно, даже смог бы что–то понять. Правда, по Борису, заключалась в том, что он — великий исследователь и защитник прав всех барефутеров, и вообще, каждый разувшийся на этом природнике обязан записаться в босоногое движение к Борису, а в качестве членского взноса обязаны еженедельно поставлять ему десяток–другой фоток своих и чужих босых пяток.
Окончив свою речь, Борис откланялся и ждал реакции: аплодисментов, вопросов, уговоров не покидать их, хотя бы свиста и осуждения! Но реакции не было никакой. Его торжественную речь просто не заметили! Ни москвичи, давно залегшие спать в палатку, ни даже Катя и Алена, предательницы! Рассвирепевший Борис кинулся прочь по тропинке, намереваясь поскорей убраться из этого дурацкого леса.
У костра оставалась только молодежь, распевавшая под гитару.
— Аська, спой про фетишиста! — попросил Ногофоб, изрядно разомлевший у костра после хорошей порции поджаренных сосисок.
— Да ладно, неприличная же песня, — Ася взяла у Березы гитару, побренчала, вспоминая аккорды. — Давно не играла, еще со школы.
Пальцы перебирали струны, сначала неловко, потом более уверенно, и вдруг резко, неожиданно забегали по струнам.
— Целью моего исследования является изучение феномена фут–фетиша, — Ася словно репетировала свое выступление на защите диплома. — Актуальность данной проблемы в массовой культуре подтверждается наличием песен известных групп на данную тематику!
— Вот повернутый социолог, — усмехнулся Ногофоб. Ася запела:
Тут в городке жила
Девчоночка одна,
Ходила босиком и никого не трогала
С рассвета до темна спасалась как могла
От соседа — фетишиста Лизуна.
Был этот фетишист
На внешность неказист
А в отношеньях с женщиной
Маньяк и онанист.
Он ноги им лизал
И щупал и сосал,
И даже, стыдно спеть, что он на них кончал.
Проклятый маньяк, чего тебе надо,
С тобой не хочу я стоять даже рядом.
Оставь ты меня, босоножку, в покое
И хватит следить отовсюду за мною!
В холодный вечерок
Маньяк наш весь продрог
Но босоножку все же у сарая подстерег
Он сбил девчонку с ног и внутрь поволок
С коварным смехом в самый темный уголок.
И ничего она поделать не могла
Сказала фетишисту, что разуется сама
— Твоя, Лизун, взяла, слукавила она,
Рукой нащупав в сене ручку топора.
В истерике Лизун ревел как граммофон,
Вертелся как волчок, как мяч катался он,
Кричал он ай–ай–ай, орал он ой–ей–ей,
Уполз оттуда прочь с отрубленной ступней.
Уже совсем стемнело, и время близилось к глубокой ночи. Среди всеобщего веселья никто не заметил, куда подевался Игорь. Народ по большей части уже спал, и лишь одинокий сталкер полз на четвереньках в свою Припять. Ирма и Ден, вооруженный мощным светодиодным фонарем, отправились на поиски. Для заядлого грибника Дена найти весьма объемистую тушу Игоря не составило никаких проблем. Он лежал под кустом, сжимая в руках пластиковый стакан.