Кашкари пристроился рядом. По дороге они обсуждали задание на утро по греческому языку. Иоланта продолжала беспокоиться из-за индийца, но больше не чувствовала нервозности в его присутствии. Вряд ли он шпион Атлантиды, просто проницательный и наблюдательный юноша.
– Может, датив или локатив? – спросил Кашкари.
– Лучше использовать аккузатив, поскольку они идут в Афины. То есть: «Куда? – В Афины».
Иоланта обнаружила, что ее владение греческим, слабое в ее собственных глазах, другие ученики считают вполне продвинутым.
– Конечно, аккузатив. – Кашкари слегка покачал головой. – Интересно, как мы справлялись, когда тебя здесь не было.
– Несомненно, всюду царили страдания и разруха.
– Конечно, это черное время в анналах миссис Долиш. Невежество стелилось толстым слоем, непросвещенность затуманивала окна.
Иоланта улыбнулась. Кашкари ответил тем же.
– Если я когда-нибудь смогу тебе чем-то отплатить, только дай знать.
«Можешь обращать на меня поменьше внимания».
– Уверен, я застучу в твою дверь, как только займусь санскритом.
В Итоне ему не обучали, но от магов-старшеклассников обычно требовалось знание хотя бы одного из классических неевропейских языков. Иоланта в жизни до молнии жаждала овладеть санскритом из-за его важности в науке.
– А, санскрит. Осмелюсь сказать, что мой санскрит так же хорош, как твоя латынь. Меня учили ему с пяти лет, – ответил Кашкари, закатывая рукав, дабы разглядеть царапины, полученные при падении на землю во время тренировки.
На правой руке, чуть ниже локтя, виднелась татуировка в форме буквы M – видимо, в честь Моханда, его имени.
– А что с латынью? Ты ее хорошо знаешь. Тебе ее преподавали до приезда в Англию?
Кашкари кивнул:
– С десяти лет.
– Тогда ты узнал, что тебя отправят учиться заграницу?
– Да, на свое десятилетие. Я помню этот день, потому что родственники все время рассказывали, как в ночь моего рождения произошел звездопад.
– Что?
– Я родился в разгар метеоритного ливня.
– В ноябре, – Иоланта все еще затруднялась в английском времяисчислении, – тысяча восемьсот шестьдесят шестого?
– Да, тогда. А потом они упомянули о еще более крупном метеоритном дожде в тридцать третьем.
– То есть, в тысяча восемьсот тридцать третьем?
– Самый грандиозный метеоритный ливень, согласно...
– О, смотри, Тюрбанчик и Милашка!
Через дорогу от них стояли и хихикали Трампер и Хогг.
– Кто-то должен их выпороть, – заметила Иоланта, и не думая понижать голос.
– А ты порешь своего принца каждую ночь? – спросил Хогг, непристойно поводя бедрами.
Другие ученики по обеим сторонам улицы останавливались понаблюдать за происходящим.