– Боишься?
– Да.
– Ты привыкнешь.
Наглая ложь. Тит так и не смог привыкнуть, но вместо этого научился держаться.
Фэрфакс сделала глубокий вдох, оторвала листок плакучей ивы и свернула в зеленую трубочку. Ее пальцы были тонкими и хрупкими – очень девичьими.
– Уинтервейл назвал тебя «ваше высочество», а никто даже глазом не моргнул. Неужели они все знают, кто ты?
– Уинтервейл знает. Другие думают, что я мелкий германский князек из рода Сакс-Лимбургов.
– А разве есть такая династия?
– Нет, но все, кто слышал о ней, смогут найти такое прусское княжество на карте или в исторических книгах – постарался главный маг регента.
– Но ведь это незаконное превратное заклятье, разве нет?
– Тогда никому не рассказывай, что именно так я приготовил место Арчеру Фэрфаксу в Итоне.
Он заслужил ее долгий взгляд, одновременно одобрительный и полный тревоги.
Они остановились на краю берега. Воду заволокло темной рябью с отблесками красного золота.
– Темза, – сказал Тит. – Здесь мы занимаемся греблей – те из нас, кто не играет в крикет.
Он подумал, что Фэрфакс спросит, что такое крикет, но она просто медленно кивнула.
– На другом берегу находится Виндзорский замок, одна из резиденций английской королевы.
В тот момент она посмотрела на юг, на замок, возвышающийся на фоне неба. Тит явственно почувствовал, что Фэрфакс слушает его вполуха.
– Тебя что-то беспокоит?
Она снова взглянула на него – в ее глазах сияло невольное восхищение. Тита редко волновало, что о нем думают другие. Но эта девушка, которая наблюдала за ним столь осторожно и ненавязчиво, такая восприимчивая, могла…
– Мы раньше говорили о моем опекуне, нет?
Ее решение довериться ему порадовало Тита – и в то же время странно обеспокоило.
– Да, в гостинице.
Она бросила в реку ивовый лист; тот немного покружился в водовороте.
– Последние несколько лет я очень из-за него расстраивалась. Он был таким многообещающим ученым. Но потом начал совершать ужасные ошибки, одну за другой, и в результате стал никем. Сегодня я узнала, что четырнадцать лет назад, чтобы обезопасить меня, он отказался от важнейших воспоминаний – отдал их хранительнице памяти. С того момента он жил, не зная о событиях, что привели его в конечную точку.
Тит с трудом представлял, как человек мог справляться с этим столько лет. В медицине на этот счет существовало единодушное мнение, что передача памяти на долгий срок крайне опасна. Через несколько лет мозг начинал судорожно искать пропавшие воспоминания. Те становились манией.
– Скорее всего, поэтому он и пристрастился к мериксиде, – продолжила Фэрфакс. – Думаю, этот выбор стоил ему карьеры и репутации... Должно быть, он подсознательно пытался заставить хранительницу вмешаться.