Я даже не клялся самому себе, что в один прекрасный день выплесну все, что наболело, выражу это спокойно, без злобы или обиды; то есть просто скажу то, что должен сказать, и поставлю точку раз и навсегда.
И вот этот день наступил.
Почему это все-таки окрестили «Записками»? Повторю еще раз, что не несу никакой ответственности за название, это слово выбрал не я.
Ведь в действительности речь идет не о Месторино, не о Ландрю и не об адвокате из Центрального массива, который уничтожал тела жертв, погружая их в ванну, наполненную негашеной известью.
Я всего-навсего хотел сопоставить персонаж с персонажем, правду с правдой.
А сейчас вы узнаете, что некоторые понимают под словом «правда».
Это случилось в самом начале нашего знакомства, во времена антропометрического бала, который предшествовал, как и некоторые другие мероприятия, отличающиеся той или иной степенью зрелищности и хорошего вкуса, запуску серии книг, которые сегодня принято называть «первые Мегрэ», а именно двух томов, именовавшихся «Висельник из Сен-Фольена» и «Господин Галле скончался».
Не стану скрывать: я сразу же прочел обе книги. Как сейчас вижу Сименона, входящего на следующий день в мой кабинет, еще более уверенного в себе, если это вообще возможно, но при этом все же с некоторым беспокойством во взгляде.
– Я знаю, что вы хотите мне сказать! – заявил он, прежде чем я успел открыть рот.
И, меряя шагами кабинет, пояснил:
– Я отлично знаю, что мои работы пестрят техническими неточностями. И нет никакой надобности их подсчитывать. Знайте, они необходимы, и я сейчас обосную свою точку зрения.
Я не запомнил в деталях всю его речь, но одна фраза отложилась в моей памяти почти дословно, и именно эту фразу Сименон часто повторял впоследствии, испытывая наслаждение, не лишенное садизма:
– Истина никогда не кажется правдоподобной. Я говорю не только о литературе или живописи. Я даже не стану приводить в пример дорические колонны, линии которых выглядят строго вертикальными, но это впечатление создается за счет того, что пропорции колонн искажены. Если бы они действительно были совершенно прямыми, то наш глаз воспринимал бы их утолщенными в центре, вы понимаете меня?
В то время Сименон еще любил блеснуть эрудицией.
– Расскажите любую историю первому встречному. Если вы не приукрасите ваш рассказ, его сочтут невероятным, искусственным. Исказите слегка свою историю, и она станет более правдоподобной, чем сама реальность.
Он выделил последние слова, как будто бы речь шла о сенсационном открытии.
– Вот в чем суть – творить более правдоподобно, чем сама природа. Итак, я сделал вас более правдоподобным, чем вы есть на самом деле.