Совершено преступление или какое-то правонарушение. Завязывается борьба на основе более или менее объективных данных. Задачка с одним или несколькими неизвестными, которую пытается решить рассудок.
Мегрэ действовал подобно другим. Как и все остальные, он тоже использовал замечательные методы, которые Бертильон, Рейс, Локар[25] и другие изобретатели предоставили в распоряжение полиции и которые со временем стали настоящей наукой.
Но при этом он всегда искал, ждал, подстерегал, когда же откроется «уязвимое место» преступника. Иными словами, когда из-за спины игрока выглянет человек.
В «Маджестике» он видел перед собой игрока.
Здесь же он чувствовал нечто иное. Мирная, упорядоченная жизнь виллы никак не вписывалась в игру Петерса Латыша. Особенно эта женщина и дети, которых видел и слышал Мегрэ, – они принадлежали совсем другому миру, иной системе нравственных и материальных ценностей.
И поэтому он ждал, находясь в весьма мрачном расположении духа, поскольку слишком любил свою чугунную печку и свой кабинет с кружками пенистого пива на столе, чтобы не чувствовать себя несчастным в такую ненастную погоду.
Свой наблюдательный пост он занял, когда на часах было чуть больше десяти. В половине первого он услышал скрип гравия: кто-то шел по садовой дорожке. Калитка распахнулась, и в десяти метрах от комиссара возникла чья-то фигура.
Отступать Мегрэ было некуда. Поэтому он просто стоял неподвижно, расставив ноги, облепленные мокрыми брюками.
Мужчина, вышедший с виллы, поднял потертый воротник старого тренчкота. На голове у него была серая кепка.
В этой одежде он выглядел очень молодо. Засунув руки в карманы, ссутулив плечи, дрожа от резкой смены температуры, он начал спускаться по склону.
Оказавшись почти в метре от комиссара, он замедлил шаг, вынул из кармана пачку сигарет и закурил.
Создавалось впечатление, что он специально осветил свое лицо, чтобы полицейский смог его разглядеть!
Мегрэ пропустил его вперед на несколько шагов, затем направился вслед за ним, нахмурив брови. Его трубка давно погасла. Весь его вид выражал недовольство одновременно с нетерпеливым желанием во всем разобраться.
Потому что мужчина в тренчкоте был похож на Латыша и в то же время не похож! Тот же рост, примерно метр шестьдесят восемь. Ему вполне можно было дать тот же возраст, хотя в этой одежде он выглядел скорее на двадцать шесть, чем на тридцать два.
Ничто не мешало ему быть оригиналом «словесного портрета», который Мегрэ знал наизусть и текст которого лежал у него в кармане.
И все же это был другой человек! Взгляд, например, был более мягким, тоскливым. А зеленовато-серый цвет глаз – более светлым, словно промытым дождем.