В качестве подписи значилось: «Великий магистр корпорации Петерс Йохансон».
В том же холщовом мешочке находился второй сверток, перевязанный веревкой, в котором, помимо фотографий, лежали письма на русском языке.
На фотографиях стояла подпись торговца из Вильно. На одной из них была запечатлена пожилая еврейка лет пятидесяти, толстая, хмурая, унизанная жемчугом, словно церковная святыня.
С первого взгляда бросалось в глаза ее очевидное сходство с Анной Горскиной. Впрочем, на другой фотографии была изображена и она сама, в возрасте примерно шестнадцати лет, в шляпке из горностая.
Что касается писем, то профессия отправителя указывалась в них на трех языках: «Эфраим Горскин. Меха оптом. Лучшие шкуры из Сибири. Вильно – Варшава».
Мегрэ не мог перевести содержание текста. Он лишь отметил, что одна фраза, встречавшаяся в нескольких письмах, была жирно подчеркнута.
Положив документы в карман, он в последний раз, для очистки совести, осмотрел комнату.
Здесь слишком долго жил один и тот же человек, поэтому в ней мало что осталось от безликого гостиничного номера.
По любому находящемуся здесь предмету, по пятнам на обоях и даже по белью можно было прочесть всю историю Анны Горскиной.
Повсюду валялись волосы, толстые и блестящие, как у всех восточных женщин.
Сотни окурков. Пустые упаковки из-под печенья и куски самого печенья на полу. Баночка с имбирем. Большая консервная банка с польской этикеткой, внутри – недоеденное гусиное мясо в собственном жире. Икра.
Водка, виски, небольшой флакон с прессованными листьями: по запаху Мегрэ определил, что это остатки необработанного опиума.
Полчаса спустя он был уже в префектуре и слушал перевод писем, фразы из которых запоминал на лету:
«…Ноги твоей матери распухли еще больше…
…Твоя мать хочет знать, отекают ли твои лодыжки после долгой ходьбы, поскольку она считает, что у тебя та же болезнь, что и у нее…
…У нас более-менее спокойно, хотя вопрос с Вильно пока не решен[27]. Мы оказались между литовцами и поляками. И те, и другие ненавидят евреев…
…Можешь узнать что-нибудь о господине Левассоре, проживающем на улице Отвиль, дом 65? Он заказал у меня меха, но не предоставил никаких банковских гарантий…
…Когда ты закончишь учебу, нужно будет выдать тебя замуж, чтобы вы подключились к торговле. От твоей матери уже нет никакого толку…
…Твоя мать больше не встает с кресла. У нее совсем испортился характер. Тебе лучше вернуться…
…Сын Гольдштейна, приехавший две недели назад, говорит, что тебя нет в числе студентов Парижского университета. Я ответил, что это ложь, и…