– Я клянусь вам… – пробормотал я.
– Я не прошу вас клясться. Я спрашиваю, намерены ли вы жениться.
Я наконец посмотрел на нее – и обнаружил, что никогда ранее не видел на лице старой женщины выражения подобного ласкового лукавства.
– Да, конечно!
Кажется – и мне не раз рассказывали об этом впоследствии, – я выпрямился, как оловянный солдатик, и произнес как можно громче:
– Конечно!
В третий раз я почти кричал:
– Конечно, поверьте мне!
Жеральдина все тем же ровным голосом позвала:
– Луиза!
И моя будущая жена, которая стояла за приоткрытой дверью, робко вошла в комнату, такая же пунцовая, как и я сам.
– Ну, что я тебе говорила? – спросила тетя.
– Но почему? – вмешался я. – Неужели она не верила?
– Я не была уверена. Это тетя…
Но давайте опустим продолжение, иначе, я совершенно убежден, моя семейная цензура не пропустит этот эпизод.
Я должен лишь отметить, что старик Леонар проявил куда меньше энтузиазма: он так и не смог простить мне, что я не принадлежу к Управлению мостов и дорог. Очень дряхлый, почти столетний старец, прикованный к креслу многочисленными недугами, глядя на меня, всегда качал головой, как будто бы что-то сломалось в механизме мироздания.
– Вам необходимо взять отпуск, чтобы съездить в Кольмар. Что вы думаете насчет пасхальных каникул?
Именно старая Жеральдина взяла на себя труд написать родителям Луизы. Она отослала не одно письмо («чтобы смягчить удар», как она сама говорила), сообщая последние новости.
На Пасху я смог выпросить лишь сорок восемь часов отпуска. Большую их часть я провел в поездах, которые значительно уступали в скорости сегодняшнему транспорту.
Меня приняли весьма учтиво, но без излишнего восторга.
– Лучшее средство узнать, насколько серьезны ваши чувства, – это побыть некоторое время на расстоянии друг от друга. Луиза останется дома на все лето. Осенью вы снова приедете к нам.
– Мне будет разрешено ей писать?
– Не слишком настойчиво. Например, раз в неделю.
В наши дни все это кажется смешным. Но в те времена многое было по-другому.
Я пообещал себе – и в этом не таилось никакой скрытой жестокости – пригласить Жюбера шафером. Но когда я отправился в аптеку на бульваре Сен-Мишель, чтобы встретиться с приятелем, его там не оказалось, и никто не знал, куда он уехал.
Значительную часть лета я провел в поисках жилья и в конечном итоге нашел квартиру на бульваре Ришар-Ленуар.
– Это временно, пока мы не подыщем что-нибудь получше, понимаешь? Когда я получу должность инспектора…