«Может, не надо было использовать слово «вши»?» – подумал он.
И вот теперь он трудился на заднем дворе, прибирая бардак, который оставил после себя один-черт-знает-кто-такой. Он надел резиновые перчатки и хирургическую маску, чтобы защититься от большей части микробов. Жаль только, что пары рабочих комбинезонов не нашлось, но чего нет, того нет. Вместо этого он надел старую клетчатую рубашку с длинными рукавами и джинсы, которые он намеревался после уборки сложить в пакет и выкинуть. Несмотря на перчатки, притрагиваться к мусору не хотелось. Может, у монстров и нет вшей, как таковых, но что-то же вызывало эти странные смерти, когда люди сморщивались, как сушеные сливы, и он не хотел подхватить что-то подобное. У него не было специального инструмента, чтобы собирать мусор, так что пришлось импровизировать. Прихваченные из кухни щипцы для салата неплохо подошли на эту роль. Разумеется, потом их тоже придется немедленно выкинуть, но ничего страшного. Кухонные принадлежности заменить несложно, чего нельзя сказать о человеческой жизни.
Лайл как раз нагнулся, подцепив щипцами пустую разорванную обертку, которая когда-то содержала покрытые сливочной помадкой печеньица с ванильным кремом – его единственную настоящую слабость – когда затылком ощутил щекочущее чувство. Он замер, присев на корточки, с салатными щипцами в одной руке и пластиковым мусорным пакетом в другой. За ним кто-то наблюдал. Что-то наблюдало.
Лайл не считал себя особенно храбрым, но и трусом тоже. Ему не нравились книги и фильмы ужасов, но не потому, что они его пугали. Он просто не считал их реалистичными. Разумеется, с людьми происходят нехорошие вещи – иногда действительно нехорошие – но как бы они ни были ужасны, их можно понять, они даже в некотором смысле рутинные. Болезни, аварии, природные катаклизмы, а самое распространенное – люди, кошмарно относящиеся друг к другу. Но пугаться какой-то неизвестной кошмарной твари, рыскающей в тенях? Просто смехотворно.
Теперь же, замерев в полуприсяде на собственном заднем дворе, в прикрывающей нижнюю половину лица хирургической маске, которая вдруг стала тесной и удушающей, он понял, как чувствуют себя люди в тех историях. Они не просто пугаются, они приходят в ужас, дыхание застревает в горле, сердце стучит, словно молот, из пор сочится пот, а желудок словно наполняется ледяной водой. Они ощущают себя маленькими и слабыми, пойманными между двумя всепоглощающими, но разнополярными желаниями: бежать так быстро и далеко, как только получится, и оставаться неподвижным, будто статуя, надеясь, что безыменная тварь, преследующая их, пройдет мимо. Теперь Лайл знал то же, что и они – каково это быть жертвой. За всю свою жизнь он ни разу так не боялся.