Расследование (Иванников) - страница 56

Но только на середине пути наверх я заметил высокого мужчину, который почти не скрываясь бежал за мной. Почему-то сразу я подумал, что он никак не связан с заместителем и явной угрозы для договорённости пока не существует: наверно, он действовал слишком открыто и неискусно, совсем не так, как мог бы действовать один из хозяев института. Я замедлил движение, чтобы дать ему возможность приблизиться: меня догонял худой и почти совсем облысевший мужчина, неуклюже обходя и обгоняя встречающихся на дороге. Когда он почти догнал меня, я добрался до площадки на третьем этаже и остановился; сразу же за спиной возникла тень, она приблизилась и нависла надо мной – как высокая каменная глыба – и над ухом тихо и осторожно зашуршало. – «Я знаю, вы журналист: у меня есть очень серьёзный и большой разговор. Но действовать надо тихо-тихо, как будто мы просто прогуливаемся: я вас отведу в комнату, где нам никто не помешает.» – Он осторожно захватил меня под руку и повёл в дальний конец коридора. Я не сопротивлялся и сразу поверил ему: неоднократно во время визитов в разные места я сталкивался с таким поведением и беседовал потом с оппозиционно настроенными обычно к руководству людьми, не хотевшими лишнего шума. Наверняка так же было и на этот раз: мы не спеша пробрались почти до конца коридора, и неожиданно мужчина резко повернул направо и открыл очередную дверь; он быстро затащил меня внутрь и закрылся, но этим дело не ограничилось: мы прошли через зал направо, где обнаружилась ещё дверь, и только когда мы оказались внутри – в тёмном подобии чулана – незнакомец наконец отпустил меня и тяжело уселся в одно из кресел.

Я огляделся: здесь был свален театральный реквизит, относящийся ко многим эпохам и народам, на полках виднелись мешки и коробки, а в глубине стояло несколько шкафов, и на фоне пёстрой мешанины сидел испуганный незнакомец, нервно облизывавший губы. Я аккуратно устроился в другом кресле, и поскольку он молчал, мне пришлось начать разговор. – «Так что вы хотели мне сообщить? Я внимательно слушаю.» – Видимо, он очень волновался, потому что я заметил, как дёргается его правое веко и пульсирует на шее синяя жилка: одна из крупных вен. Он всё ещё молчал. – «И от кого вы, кстати, узнали обо мне?» – «Мне сообщил один ученик и … ещё кое-кто. Но вы не бойтесь. Это я должен бояться.» – Он закончил совсем тихо и почти уныло. Но я не собирался сидеть здесь слишком долго и дал понять это, посмотрев и подкрутив наручные часики: незнакомец наконец встрепенулся и зашевелил сухими лапками, сложенными до того на коленях. Он поднёс левую руку к лицу и вытер несколько капель пота, и попробовал остановить нервный тик – всё ещё мешавший ему – но потом оставил бесполезное занятие и начал наконец прояснять ситуацию. – «Вы меня… извините… что я так. Но если бы вы знали, что здесь происходит.» – «Заместитель ректора мне кое-что рассказал.» – «По учебной части?» – «Нет, по хозяйственной.» – «Он и есть главный… бандит!» – «Ну почему же – бандит? Может – он несколько и не соответствует занимаемой должности: всё-таки – театральный институт – но бандитского или уголовного я ничего в нём не заметил. Кстати, он пригласил меня вечером.» – «Вечером?! Когда здесь собираются все эти… уголовники и прочие типы, и происходит ещё кое-что, о чём приличный человек не должен и знать, не то чтобы присутствовать?» – Он стал горячиться, и стеснительность сразу прошла: сейчас он говорил абсолютно твёрдо и не косноязычно, не задумываясь о подборе слов: похоже, он очень серьёзно воспринимал ситуацию. – «И что же здесь такое происходит страшное, из-за чего вы так сильно расстраиваетесь?» – «Знаете, легче сказать и вспомнить, чего здесь не происходит.» – «Например?» – «До убийств пока не дошло, но если так дальше пойдёт…» – «А вы, кстати, кем тут работаете? Обо мне вы основное знаете, а сами пока что не представились.» – «Фамилию я не хочу называть – мало ли что? – а остальное – пожалуйста: я старший преподаватель, веду курс у актёров и режиссёров. И кроме того: я один из немногих, оставшихся после большой чистки. Да и то: чего мне это стоило, если бы вы знали.» – «Кстати, насчёт чистки: секретарша мне что-то такое намекала, вот только я мало что понял.» – Он устало посмотрел мне в лицо, и только тогда я наконец осознал, с кем беседую: это был немолодой – явно за сорок – издёрганный и побитый жизнью человек, почему-то решивший обратиться за помощью ко мне, журналисту известной крупной газеты, как будто моя помощь могла что-то значить и решить что-то важное: я был всего лишь одним человеком почти без влияния и совершенно без всякой власти, и одного неблагоприятного слова главного редактора могло оказаться достаточно для устранения любых коллизий и никто не смог бы помочь уже мне удержаться на моей работе, если бы подписанная мной статья затронула чьи-то крупные и весомые интересы. Я не стал объяснять ему такие ясные и очевидные вещи: он мог подумать, что я совершенно ему не сочувствую, а рассказать он мог – судя по всему – очень много.