– О, разумеется, идемте. – Священник покачивался, выбивая угли об угол буфета.
В патио пахло лучше, чем в комнате, хотя в здешний воздух примешивалась какая-то гниль. Отец Фогден попытался набрать воды для меня самостоятельно, елозя ведром по камням источника.
– Вода ведь не стоячая. Откуда она берется? Ключевая?
Дно и стены желоба поросли водорослями, шевелившимися от течения.
Увязавшийся за нами Штерн первым ответил на мой вопрос:
– Таких источников здесь сотни. Местные говорят, что в них живут духи, но мы же с вами умные люди и знаем, что никаких духов нет.
Отец Фогден, услышав этот ответ, оставил в покое ведро, не набрав даже половины, и прищуренными глазами стал наблюдать за движением рыбок в источнике.
– А? – внезапно спросил он, вернувшись к реальности. – Нет, духов нет. Пока нет. Стойте, не уходите, я кое-что покажу.
Священник отпер шкаф, стоявший здесь же, и достал нечто завернутое в муслин, предложив Штерну держать узелок.
– Эта рыбка откуда-то появилась в нашем источнике в прошлом месяце. Солнце ее поджарило, так я вытащил. Правда, другие рыбы ее подъели, но она более-менее в порядке, – оправдался он.
В муслин действительно была завернута высушенная рыбка, но не простая, не похожая на остальных рыб источника – она была чисто белая и… слепая. На месте глаз у нее были лишь выпуклости.
– Должно быть, рыба-призрак, подумал я сразу. Но обмозговал и пришел к выводу: не может стать призраком не имеющий души, а у рыб нет души. Что ж за проклятие такое на ней, а? – он прикрыл один глаз.
– Да, вправду, странная рыба, – оценила диковинку я.
У нее была тонкая полупрозрачная кожа, сквозь которую просвечивали внутренние органы и хорда. Чешуя стала темнее, когда высохла, а до этого, как я догадывалась, тоже была прозрачной.
– Слепая пещерная рыба, – с придыханием провозгласил Штерн, щелкая по тупорылой головке. Он во все глаза глядел на рыбешку и держал ее почтительно, почти не дыша. – Мне такая попалась только в Абандауи, в пещере с подземным озером, но она, безглазая, очень быстро скрылась из виду. Видимо, органы чувств у нее… – он оборвал себя и поворотился к отцу Фогдену: – Дорогой друг! Позвольте мне оставить ее себе!
– Да пожалуйста, – великодушно разрешил священник. – На что она мне? Если бы мамасита захотела ее приготовить, в чем я очень сомневаюсь, в ней не было бы проку.
Пробегавшая курица подвернулась ему под ногу, и он пнул ее.
– А… где мамасита?
– Здесь, cabrón[13], а ты где думал?
То ли мамасита незаметно выскользнула из дому, чтобы проследить за нами, то ли она всегда передвигалась неслышно, но она была здесь, стоя с ведром у источника. У нее получалось лучше набирать, чем у отца Фогдена.