Когда последний солдат влез на борт «Артемиды», команда замерла в ожидании, но на корабле молчали.
– Да что там, в конце концов!.. – нетерпеливо бросила Марсали. Она пыхтела, и я тоже задерживала дыхание от обуревавшего меня волнения.
На корабле закричали. Моряки в лодках подались вперед, но «Артемида» не давала сигнала для этого. Корабль покачивался на волнах, как качаются судна на картинах маринистов.
– Ну все, мне надоело, – заявила я, – идем. Надоело сидеть в засаде. В конце концов «Артемида» уже на воде, так что нам ничего не страшно. Проклятый сумасброд!
Наступил вечер, а с ним на землю опустились прохлада и сумрак. Марсали увязалась за мной. Мы уже прошли довольно большое расстояние от джунглей до воды, когда увидели, что по берегу к нам кто-то бежит, поднимая брызги.
– Дорогая!
Это был Фергюс, обхвативший Марсали и поднявший ее на воздух от избытка чувств.
– Все в порядке! Мы провернули и это дельце благодаря милорду! Они связаны по рукам и ногам и смирнехонько сидят в трюме!
Он отпустил девушку, только когда поцеловал, а мне изысканно поклонился, сделав вид, что снимает шляпу, и проговорил:
– Миледи, капитан «Артемиды» просил передать, что оказывает вам честь и просит отобедать с ним.
Джейми – новый капитан «Артемиды» – находился в своей каюте. Увидев, что он, гол как Адам, и держит руку на промежности, почесывая ее, я невольно воскликнула:
– Вот это да!
Глаза Джейми засветились радостью узнавания и вожделения. Я повисла у него на шее, уткнувшись в волосы на груди.
Мы молчали, не будучи в силах говорить.
Над нами топотали матросы, проверяя крепость палубы, слышались приветственные и хвалебные возгласы, скрипели снасти и поднимались паруса.
«Артемида» была готова к отплытию. Наконец-то!
Он колол бородой мое лицо, а я невольно задумалась: там, наверху, люди заняты делом, а мы здесь обнимаемся полуголые. Сутану отца Фогдена после сидения в джунглях можно было рвать на тряпки.
Джейми прижимал меня и прижимался ко мне сам, но у меня складывалось удивительное впечатление: тело было его, а вот насчет лица я сомневалась. Вряд ли этакая рыжая бородища может быть лицом моего Джейми. К тому же от него и пахло по-другому – не только мужским потом, запах которого мне нравился, но и прогорклым маслом и приправами, а также чьими-то духами. В который раз он удивлял меня.
Я выбралась из его объятий и робко предложила:
– Не хочешь ли одеться? Мне, конечно, и так нравится, но все-таки. А борода… хм, тоже интересно.
– Хочу, но не могу: все чешется из-за вшей.
– Ох!
Pediculus humanus, была привычным спутником людей во всех путешествиях восемнадцатого века, но мне, ребенку двадцатого, посчастливилось общаться с ней не так близко, так что мне уже представлялось, что вши перепрыгнули и на меня и теперь копошатся в моих волосах.