То ли моряки с «Артемиды» отняли у него одежду, то ли ее не было у него и на «Брухе», но на мужчине были только порванные штаны. Он был подобен натянутой тетиве, разве что не звенел, хотя я не сомневалась, что внутри все его естество звенит и клокочет от негодования. Напряженные мышцы красиво вырисовывались под кожей, взгляд был полон угрюмой ненависти, и все указывало на то, что он не дорого продаст свою жизнь, если придется, но не будет повиноваться ни первому встречному, каким был Джейми, ни кому бы то ни было.
Шотландец отметил и изменение положения пленника при его появлении, и взгляд, но махнул мне рукой, желая идти сам.
– Amiki, – убеждал он, поставив фонарь на бочку, не собираясь принижать достоинства негра ослеплением светом. – Amiki. Bene-bene[21], – показал он открытые безоружные ладони.
Джейми пытался говорить на «таки-таки» – диалекте, которым моряки и купцы изъяснялись в портах и который понимали от Барбадоса до Тринидада.
Пленник смотрел ничего не выражавшим взглядом, а затем показал связанные ноги, вытянув их.
– Bene-bene, amiki?
Непередаваемая ирония звучала в его голосе, принижая господина и возвышая раба.
Удивленный Джейми фыркнул и пробормотал:
– Ну лучше так, чем вовсе молчать.
– Какой язык он понимает? Английский? Французский? – спросила я, выходя из тени.
Мужчина бросил на меня равнодушный взгляд и отвернулся. Какая ему, в сущности, разница до жены господина!
– Не знаю, не признается. Пикар и Фергюс пытались что-то выведать, но им ничего не удалось узнать: только таращится и молчит. Ни звука не произнес, вот какое терпение! Вообще говоря, это первая фраза, которую я от него услышал, если честно. Думаю, что на «Артемиде» тоже первая. – ¿Habla Español?[22] – прервал свою тираду Джейми.
Если он спросил это в расчете на то, что эффект неожиданности сработает, то он просчитался – мужчина вперил взгляд в дверной проем.
– Sprechen Sie Deutsch? – попробовала я.
Ответом было упорное молчание. Других слов на немецком, кстати говоря, я не знала и исключительно для очистки совести проговорила:
– Nicht Hollander?
Джейми презрительно сощурился.
– Скажи мне, англичаночка, каким местом он похож на голландца? Я чего-то не понимаю?
– Элевтера – голландский остров. А «Бруха» была там. Возможно, он знает этот язык. Или датский – Сент-Круа, кажется, принадлежит датской короне.
Рассуждая таким образом, я внезапно сообразила: благодаря этому мужчине, если его удастся разговорить, мы сможем узнать что-нибудь про Эуона. Мальчик ведь был на «Брухе», а раб бежал оттуда! Господи, как же туго думают раненые…